– А может, вы хотите подремать, Милена Дмитриевна? – Костёрыч смущённо затоптался, глядя на Милену, которая куталась в кофту. – Вы не стесняйтесь…

– Спасибо, не надо, – отказалась Милена.

– А я тогда в Ковязин смотаюсь, – вдруг решился Щёкин. – Куплю пару банок пива. Говорил мне утром внутренний голос: «Возьми с собой, не будь идиотом…» Зря я не послушался.

– Как ты собираешься попасть в город? – удивился Моржов. – Пешком, что ли? Или на палочке верхом?

– Отсюда по просёлку два километра до шоссе, – фыркнул Щёкин. – Там машину тормозну. Обратно – так же. Три часа – и я снова здесь. Бодрый и улыбающийся.

Моржов подумал: а ему самому-то чего выгоднее предпринять, чтобы остаться с Миленой наедине?

– Может, мы проводим Щёкина до шоссе? – негромко предложил он Милене, избегая обращения и на «ты», и на «вы».

Милена подумала.

– Почему бы и нет? – так же безлично ответила она.

– Тогда давайте чайку попьём на дорожку, – энергично заявил Щёкин, засовывая в угли последние дрова.

Милена и Моржов молчали. Щёкин возился с огнём, с заваркой и бурчал себе под нос самодельную скороговорку:

– Шёл Щёкин по шоссе и сусыл сое… блин… шёл сё… блин… шёл Щёкин по соше… – Он отвернулся, будто сплёвывал, и быстро пробубнил, разминая язык: – Бадри Патаркацишвили, Бадри Патаркацишвили… Шёл Щёкин по шоссе и сушил шёрстку!

Чаю попили и встали, чтобы идти. Щёкин забеспокоился:

– Давайте-ка ещё упырей проведаем…

Втроём в темноте они перебрались через каменные россыпи перед пещерой и встали у входа так, чтобы упыри их не заметили.

Как всегда, упыри выясняли отношения. Голоса их звучали гулко и отчётливо.

– Это из-за тебя Наташа на скале целый час висела! – гневно обвинял кого-то Серёжа Васенин.

– Чо ты гонишь! – орал Ничков. – Я ей сто раз всё объяснил!

– Да хоть двести, если ни разу по-хорошему, – отвечала Наташа.

– А я виноват, что ты тупая?