— Вас что-то беспокоит? — спросил майор. — Я очень тщательно продумал все финансовые условия и боюсь, что не могу сделать скидки.

Скидки! До чего же наглы бывают англичане! К черту скидки! Но четвертый пункт…

— Четвертый пункт, — произнес сенатор слегка дрожащим голосом. — Мне нелегко будет убедить жену и дочь в его желательности или необходимости.

— К сожалению, ничего не могу сделать. Все Корниши до единого были англиканами, с самой Реформации.

Сенатор, как и его дочь, был подвержен резким переменам настроения. Ярость отхлынула, и он почувствовал себя голым, жалким и слабым. Что толку бороться? Он проиграл.

Он вытащил ручку и подписал каллиграфический документ — оба экземпляра — крупным, плохо выработанным почерком.

— Благодарю вас, — сказал майор. — Я рад, что мы поняли друг друга. Попросите Марию-Джейкобину быть дома завтра в одиннадцать часов. Я буду иметь честь нанести дамам визит.

— Сенатор мог бы и поторговаться немного, — заметил даймон Маймас. — Он как-то быстро сдался, ты не находишь?

— Нет, не нахожу, — ответил Цадкиил Малый. — Видишь ли, с ним, как и с его дочерью, все дело в темпераменте. Сохраняя хладнокровие, они остаются на коне, но сильное чувство вышибает их из седла. Нельзя сказать, что они не могут испытывать чувства. Очень даже могут. Беда в том, что они чувствуют слишком сильно, — эмоции полностью выбивают их из колеи и приводят в состояние, близкое к панике. Это кельтский темперамент: непростое наследство. Часто такие люди делают ужасные ошибки, если им нужно подойти к чувству с логической точки зрения. Ты же знаешь, что было дальше? Сенатор под конец жизни стал философом, а это замечательный способ убежать от необходимости чувствовать. А Мэри-Джим овладела особым приемом — научилась выбрасывать из головы или обращать в тривиальность все, что ее беспокоит.