Лало прижался к отцу, спрятав лицо на хрупкой груди.

– Прости.

– Все хорошо, все хорошо, – бормотал Старший Ангел.

– Я был таким гадким.

– Ты очень хороший мальчик, Лало. Ты мой славный мальчик. – Старший Ангел чмокнул сына в макушку, и тот отполз обратно на скрипучее алюминиевое ложе. – И вообще. Мне нравится твоя татуировка.

И все? – подумал Младший Ангел. Все кончено? И все вот так просто заканчивается? Он не хотел такого финала. Только не так. Неужели не предполагается кульминации? Какой роман, какая опера заканчивается добрыми пожеланиями и ранним отходом ко сну? Он понимал: как только вечеринка закончится, его брат умрет. Прислонившись к стене, он скрестил руки. Глаза щипало.

Женщины вынесли из кухни торты. Минни, Перла, Глориоза и Лупита. Сияли четыре свечи: парафиновые семерка и ноль на каждом торте. Восторженные крики, аплодисменты. Дети и собаки скакали вокруг кресла Старшего Ангела. Он сложил руки на животе. Неужели голова трясется?

Женщины поставили торты на складной столик, Минни подкатила отца. Он оглядел гостей, чуть приподняв бровь, наклонился вперед, с шумом втянул воздух и задул одну свечу. На четыре свечки понадобилось четыре подхода. А потом он обессиленно откинулся в кресле под аплодисменты. Перла суетилась вокруг, как будто муж только что выиграл марафонский забег.

Настроение изменилось. Ну конечно, на каждом дне рождения поют «с днем рождения тебя». А на каждом мексиканском дне рождения поют мексиканскую праздничную песню, Las Mananitas. Никто не подавал сигнала, но гости запели дружно, в один голос.

Эти утренние песни

Пел когда-то царь Давид.