– Истинно. Ну, идем скорее! – Огняна-Мария шагнула к двери, потом обернулась и лукаво добавила: – Ты мог бы понести меня на руках, а я буду кричать… Негромко так.

– Не могу я тебя понести! – с досадой на эту несвое-временную игривость ответил Ингвар. – Меня самого еще носят. Вон, Фасти предложи.

– Сама дойду! – Огняна-Мария окинула удивленного Фасти беглым равнодушным взглядом и устремилась к двери.

Если бы не ее клятвы, Ингвар ни за что не решился бы сделать Калимиру такую подлость. Боил и так оставил в руках русов весь свой город, с дружиной уехав навстречу Петру. Ингвар счел бы бесчестьем для себя тронуть здесь хоть цыпленка – а уж тем более родную сестру боила!

«Рыжий, ты что, дитя?» – так и слышался ему голос Мистины, полный ласковой снисходительности. Так побратим обращался к нему, если Ингвар колебался, выбирая между честностью и пользой.

«Иди ты в белый свет через мутный глаз!» – мысленно ответил ему Ингвар. Уж Свенельдич не постеснялся бы увезти у Калимира хоть сестру, хоть мать, если бы нашел это выгодным.

Похоже, дева не обманула. На причале с северной стороны гавани ждал Васил – немолодой, старше князя, багатур со шрамом на брови, которого Фасти помнил еще по встречам в устье Дуная. Увидев, что русы привели с собой сестру Калимира, болгарин ничуть не удивился.

– Князь ваш остался в городе? Может, так и лучше. Радой вас проводит, – Васил кивнул на отрока. – Покажет, где пристать. А когда будут новости, я пришлю за вами Лало. Отроки хорошо знают те места, боил часто ездит туда на лов.

На глазах у Васила Огняна-Мария вслед за Фасти и его людьми взошла по сходням в лодью; неловко расставив руки, пробралась по днищу и села на корме, подстелив плащ, чтобы не пачкать платье.

Когда скутар отошел от причала, она помахала рукой в сторону дворца. Ингвар видел из окна, как отчаливает знакомый ему «змей» Фасти. На сердце было смутно. Уж конечно, Фасти не причинит княжне вреда. Но неприятно было впутывать девку в мужские раздоры.

На миг Ингвар пожалел, что у Калимира вообще нашлась сестра.

* * *

Боян вернулся в Несебр еще до вечера. Ингвар с Гримкелем и гридями ждал его в тени галереи, обрамлявшей двор. Много ходить князь еще не мог – берег ногу, – но от беспокойства почти забыл о своих ранах. Лежать и ждать в закрытом покое, видя через окно только безмятежное небо и голубое море, было свыше его сил.

За время ожидания Ингвар убедился: дела его еще хуже, чем он поначалу думал. Полностью он мог полагаться лишь на остатки своей ближней дружины: восемнадцать человек здоровых, еще пятеро кое-как способных держать оружие, и шестнадцать раненых, лежачих или едва встающих. Тяжкие ожоги, раны от стрел – все те же первые залпы огнеметов и токсобаллист с хеландий. Остальные три с половиной сотни здоровых отроков, приведенных им с берегов Босфора, были в основном из тех, кто после первой настоящей битвы понял: ратная слава не про него. Именно поэтому они согласились повернуть назад и доставить раненого князя в Киев, когда наемники Хавстейна или отроки Острогляда перебрались на ту сторону пролива к Мистине, чтобы продолжать поход за славой и добычей.