– А если разобьют? – среди тишины подал голос Земислав.

– А если и разобьют! – повторил Мистина с таким выражением, дескать, что ж поделать. – Насколько я вас знаю, победа Куропасу недешево достанется. Даже если нас разобьют, и мы все поляжем, греки будут знать: мы не отступаем. И через год, через два, через десять лет русы придут опять и докончат начатое. Через двадцать лет сыновья наши придут. Если уважение к державе русов мы должны оплатить своей смертью в бою – мы сделаем это. Мы можем добиться победы и уважения – если богам поглянется. Для победы нужна не только доблесть, но и удача. А для уважения довольно только доблести. И это у нас есть. Я прав?

– Ну, прав…

– Истинно…

– Дело говоришь…

Бояре переглядывались, иные тайком вздыхали, но никто не возразил.

– Хавстейн? – Мистина взглянул на викинга.

– Если ты продолжаешь поход, и я продолжаю поход, – невозмутимо ответил тот. – Ты мне за это платишь, и у тебя есть чем платить.

По заключенному еще в Киеве уговору, дружина Хавстейна получала свою долю при любом числе выживших. Если к концу похода из двух сотен Хавстейна уцелеет трое – эти трое получат добычу двухсот и поделят на троих.

В душе Мистина был рад, что наемник так ответил, но ответ бояр был для него важнее. Викинги могут уйти, взяв добычу и больше ни о чем не заботясь – если не вмешается дело личной чести, обетов, мести или еще чего-то подобного. Всякий «морской конунг» вроде Хавстейна отвечает только за себя. Они же, русы и славяне, пришли сюда ради чести своей державы. Именно поэтому здесь перед ним сидели не только Тормар и Оддгейр, чьи предки во многих поколениях проводили жизнь с оружием в руках. Но и Добрин с Семь-реки, и Родослав из полянской Родни, и Ведослав из Любеча, и полухазарин Извей из Киева, и Величко из Деревляни. И даже чудин Искусеви, боярин той части плесковской дружины, что после битвы в Босфоре оказалась в основном войске. Эти люди, каждый отобранный из своего рода и волости за наибольшую пригодность к жизни воина, должны завоевать для оставшихся дома право на мир и уважение.

Скользя взглядом по лицам, Мистина видел: уговорил. Убедил. Он ожидал в этом деле больших трудностей, но готов был давить до последнего. Любыми средствами. Иначе ему было бы стыдно вернуться домой и взглянуть в глаза отцу, Ингвару, что доверил ему на этот поход свою честь и удачу. И вздумай он сейчас отступить без боя, от него отвернулись бы со стыдом и древние северные предки, и новая славянская родина.

* * *

На север Ингвар с дружиной двигался без спешки: князь шел на лодьях, Боян с дружиной – верхом по берегу. Лишь через месяц, когда везде уже закончилась молотьба, подошли к Киеву. Переночевали в Витичеве: тамошний воевода, Дежень, с оставшейся у него немногочисленной дружиной был до смерти рад видеть князя невредимым.