– Пусти! – Она сердилась и не была расположена к нежностям.

– Я скоро из Киева уйду. Надолго.

– Куда? – Эльга уперлась руками в его грудь и подняла голову.

– Туда! К уличам. Дань собирать. И с Ильбугой надо повидаться – братец его у меня так и сидит, надоел, рожа хомячья.

– Толку с него, раззявы! – Сейчас Эльга сердилась и на Едигара тоже. – Коли была ему эта кареглазая обещана, чего же тянул, не взял ее? Он свою долю просвистел, а мой сын теперь в убытке!

– Может, еще подобреет наша доля! – Мистина взял Эльгу за плечи, прислонил к стене и, опустив лицо к ее лицу, взглянул ей в глаза своими бесстыжими и веселыми глазами. – Ингвар сам хочет темирбаев с собой на греков звать – вот мы Едигарову чадь и позовем. А как придет черед с ним расплачиваться… У нас ведь есть кое-что, чего он спит и видит заполучить…

– О-о… – Изумленная Эльга втянула воздух ртом. – Ты придумал…

Мистина наклонился и жадным поцелуем зажал ей рот, будто только и хотел, что помешать проговориться…

Ростислава на свой лад утешала Эльгу: каждая третья-четвертая баба родинами помирает, а у иной из семи-восьми чад одно-два подрастет… Ута, в свой черед, склоняла сестру к тому, чтобы вернуться к мужу и сновь попытаться самой родить ему другое дитя. Но об этом Эльга даже думать не хотела и поспешила уехать в Вышгород. Чего доброго, Ингвар на радостях вообразит, будто она готова удовольствоваться половиной мужа и у него теперь будет две жены одновременно.

А ей самой было тягостно жить на Олеговом дворе и всякий день видеть и Мистину, и Ингвара разом. Она не могла тайком принимать у себя Мистину, когда все гриди дома и за каждым шагом наблюдают десятки глаз. Но постоянное его присутствие томило и искушало ее, это томление шептало: никто не узнает, да разве кто посмеет на вас подумать… А и подумают – побоятся сказать… Страсть делает людей глупцами: сама она во всем мире видит только себя и внушает убеждение, будто остальной мир так же слеп. Но здравый рассудок в Эльге был достаточно силен, чтобы подсказать: лучше тосковать одной в Вышгороде, чем трепетать от каждого взгляда на это лицо и ставить под угрозу все свое будущее. И своего сына. Потому что теперь, когда болгарыня – царского рода! – вот-вот родит Ингвару сына, что помешает ему объявить, что-де у Эльги ребенок не от него? Ведь еще перед их свадьбой по Киеву ходили слухи, будто Свенельдич забрался под подол к невесте раньше жениха! Тогда слухи удалось замять – весьма жестким способом, – но сейчас дай только повод, и они вспыхнут вновь. И сожгут дотла всех причастных.