– Я проделала путь в месяц с лишним, и неужели мне придется повернуть назад, не увидев их, когда осталось не более недели! – жаловалась она.

– Ждать придется не меньше двух недель, – отвечал Ингвар. – Пока гонец до них доедет, пока они в путь соберутся, пока сюда доскачут… Я не могу, подружие моя, войско с добычей две недели на месте держать. Одних припасов сколько попусту уйдет.

– Госпожа Огняна и так должна быть очень благодарна своему богу, что он позволил ей все же увидеть родную страну, – улыбнулся Мистина. – Страну, где есть его храмы и служители. Да зачем до Несебра ездить – уж, наверное, в Ликостоме тоже есть вашего бога храмина.

– Как не быть! Храм Святого апостола Андрея, – подтвердил Боян.

– Тогда позволь мне, – вздохнув, обратилась Огняна-Мария к князю, – съездить в Ликостому. Я уже очень давно не бывала в храме, и душа моя страдает…

«Среди язычников», – могла бы добавить она, но вовремя умолкла.

– Пусть госпожа съездит, – поддержал Мистина. – Дня три мы все равно на жертвы, пир и сборы потратим, а на нашем пиру ей ведь быть нельзя.

– И если мы не попадем в Несебр, мой Голубок так и останется некрещеным! – воскликнула она, испуганная новой мыслью. Огняна-Мария называла сына Голубком, не желая привыкать к чуждому имени Гудлейв. – Ведь я хотела, чтобы он был окрещен в храме Святой Софии!

– Придется нам сделать это в храме Апостола Андрея, – сказал Боян. – Конечно, отец Тодор – не то что сам епископ Алексий, но уж боил Самодар будет счастлив стать крестным отцом княжеского сына.

– Ты ее и вези с твоими юнаками, – решил Ингвар. – Я моих на лодье не буду посылать.

– Вот и ладно, – одобрил Мистина. – Нашим ехать – жертвы и пир пропустить, а болгарам на нем быть и не полагается. Пусть каждый своим богам служит.

При этих словах Ингвар невольно глянул на Бояна: вспомнил, как тот пел на Белом острове, воздавая хвалу вовсе не апостолу Андрею. Но Белый остров – особая стать. Может, святой апостол Андрей и разрушил его, и крест воздвиг, но кому он принадлежит на самом деле?

Решили ехать завтра же. В тот же день десяток Милорада из дружины Мистины отправился менять дозоры, сторожившие за пять поприщ от берега подступы со стороны печенежского стана. С дозорами постоянно находился и Кермен – сын боярина Тугана из Перетолчи. Прошлым летом Мистина забрал его с собой, заодно с пленным Едигаром, чтобы было через кого с ним говорить – в дружине Мистины никто речью печенегов не владел. Теперь Кермен, немного выросший за год и окрепший духом среди киевских оружников, жил на заставе на случай, если придется объясняться.