Годами я задумывался над вопросом, важно ли это для американцев, дорожат ли они таким редким и экстраординарным даром, как демократия, или они позволят своему гражданскому чувству мутировать в потребительство.
Я сидел и слушал Джоан Блейд, объясняющую свои политические взгляды. Она лично убеждена в том, что Америка все также привержена свободе и справедливости, как того хотели отцы-основатели. Я понял, как же это все-таки замечательно: обычная женщина, с хорошими идеями, желающая действовать, использует новые технологии, придуманные совершенно для других целей, почти не желая того, вдохнула новую жизнь в демократию нашей страны.
Историк Стивен Амбрас сказал мне как-то, что последствия нечаянных действий во много раз превосходят последствия тех действий, которые планировались. А наша страна, наш мир сталкивается со смертельными проблемами, и очень просто — сложить руки под предлогом того, что у нас нет надежды. Но пример Джоан Блейд демонстрирует нам, насколько неожиданно сильными могут оказаться обычные люди, когда они захотят сделать что-нибудь хорошее.
* * *
Во время путешествия один из членов нашей группы сказал о том, что он не любит геев. Он считал их извращенцами, заслуживающими презрения. Я сказал, что у меня есть близкие друзья-гомосексуалисты. И хотя я считаю, что некоторые аспекты жизни геев предосудительны, все же гетеросексуалы и гомосексуалисты очень похожи и заслуживают равных прав. «X» не согласился.
Алена Сопина договорилась об интервью с геями-активистами из знаменитого «голубого» района Сан-Франциско Кастро Дистрикт. Ни я, ни «X» никогда не бывали в «голубых» районах. В Кастро все было необычно. Вроде бы на улице были мужчины, в обычной одежде, с короткими стрижками, но эти мужчины ходили парочками, взявшись за руки или в обнимку. От этого даже я почувствовал себя слегка неловко. Я посмотрел на «X». Если бы глазами можно было убить, он бы это сделал.
Мы брали интервью в знаменитом театре «Кастро», здание которого построено в 1922 году. Его фасад выглядел как мексиканский собор, на котором повесили неоновую надпись «Кастро». Мы вошли в фойе, выложенное гладкой плиткой. Вокруг полированное дерево. Оттуда нас проводили в зал. Он вмещал 1400 человек и представлял собой фантастический мир кинокартин «золотого века» Голливуда. Классические фрески покрывали стены, огромные органные трубы находились у сцены. Люстра огромнейших размеров висела над залом. Огромная, похожая на цветок конструкция, сделанная из сверкающих кусочков зеленого стекла. Театр хотели снести, но местные жители выступили в защиту и спасли его. Интервью должно было проходить в мезонине, и, чтобы добраться туда, мы поднялись по застланной ковром лестнице мимо огромного зеркала в золотой раме. На стенах висели постеры кинофильмов тридцатых годов. Владимир знал историю здания и его архитектуру и говорил об этом с хозяевами просто и расслабленно, как будто вспоминал о чем-то добром и светлом из своего прошлого. Когда мы начали интервью, ворвался человек, представившийся администратором. Ему было за пятьдесят, у него были коротко стриженные седые волосы, мускулистые руки и жесткое лицо повидавшего жизнь человека. В его глазах за блеском начальственности проскальзывал страх. С ним никто не связывался, сказал он, он ничего не подписывал и ничего не разрешал. Владимир внимательно выслушал и извинился за причиненные неудобства. «Конечно же, — сказал он, — нам нужно было следовать установленным правилам, и мы с удовольствием заплатим необходимую сумму». Поведение администратора сразу же поменялось, его значимость была подтверждена, и он тут же вернулся к нормальной форме общения, наслаждаясь возможностью участвовать в событии.