Вскоре на пороге палатки показалась огромная фигура Эномая, которому пришлось наклонить голову, чтобы проникнуть в храм Венеры, как он в шутку называл палатку Эвтибиды.

Приблизившись к гречанке, гигант стал перед ней на колени и, взяв обе ее руки, поднес их к губам.

– О моя божественная Эвтибида! – произнес он.

Стоя на коленях, Эномай все же был на голову выше девушки, сидевшей на скамье; только присев на корточки, он мог взглянуть своими маленькими черными глазками в лицо красавицы.

Две эти головы являли необычайный контраст: правильные черты лица и белизна кожи Эвтибиды еще сильнее подчеркивали грубость черт и землисто-смуглый цвет лица Эномая, а его всклокоченные волосы и взъерошенная каштанового цвета борода еще сильнее оттеняли красоту рыжих кос красавицы гречанки.

– Долго продолжалось совещание? – спросила Эвтибида, глядя доброжелательно и ласково на огромного германца, простертого у ее ног.

– Да, долго… к сожалению, чересчур долго, – ответил Эномай. – Уверяю тебя, мне так наскучили эти совещания! Я солдат, и, клянусь молниями Тора, не по душе мне эти собрания.

– Но ведь и Спартак тоже человек действия, и если к его храбрости прибавить осторожность, то это будет только способствовать торжеству нашего дела.

– Так-то оно так… я не отрицаю этого… но я предпочел бы идти прямо на Рим.

– Безумная мысль! Только когда у нас будет армия в двести тысяч, мы сможем сделать такую смелую попытку.

Оба умолкли. Эномай смотрел на гречанку с выражением такой преданности и нежности, на которую, казалось, не был способен этот неуклюжий человек с огромными руками и ногами. Эвтибида старалась выказать пылкие чувства, которые она, конечно, не могла испытывать, и притворно нежным взглядом смотрела на простодушного германца.

– И вы обсуждали серьезные и важные дела на сегодняшнем совещании? – как бы между прочим, рассеянно спросила гречанка.

– Да… серьезные и важные… так они говорят… Спартак, и Крикс, и Граник…

– Да вы, наверное, говорили о планах предстоящих военных действий?..

– Не совсем так… но то, о чем мы совещались, почти непосредственно относится к этому. Мы обсуждали… ах да, – воскликнул он, сразу спохватившись, – мы ведь связали друг друга священной клятвой не разглашать того, что там обсуждалось. А я-то, даже сам того не замечая, чуть все не выболтал.

– Ведь не врагу же ты сообщаешь о своих планах… я надеюсь.

– О моя обожаемая Венера!.. Неужели ты могла подумать, что если я не рассказываю тебе о наших решениях, то только потому, что не доверяю тебе!

– Этого бы еще не хватало! – воскликнула возмущенная гречанка. – Клянусь Аполлоном Дельфийским, этого еще не хватало! Неужели после того, как я отдала делу угнетенных все мои богатства, принесла в жертву все преимущества жизни среди роскоши и из слабой девушки превратилась в борца за свободу, ты или кто-либо другой осмелится усомниться в моей преданности?