— Вот видишь, ты можешь разумно говорить, — сказал Шалго. — А где магнитофонные пленки, компрометирующие Борши?

— Тоже в гостинице.

— Сколько агентов у тебя в Венгрии?

— Не особенно много.

— Сколько?

— Четыре.

— Имеет смысл перевербовать их?

— Думаю, что да. Материал — первый сорт.

— А скажи, на какой основе ты завербовал в сорок четвертом Даницкого?

— Он был французским агентом. Я получил о нем сведения из Виши.

— Он и сейчас работает на вас?

— Насколько мне известно, он работает на французов. А я, когда он провалился в пятьдесят шестом, отказался от его услуг.

— Чем ты убил Калди?

— Ботулином. Ну, теперь ты меня отпустишь? Ты не пожалеешь об этом, Оскар!

— Не очень охотно. Но я еще обдумываю этот вопрос. Дело в том, что я не умею убивать так хладнокровно, как убивали вы. Вот вы по этой части мастера! А ты, Генрих, здорово изменил свою внешность.

— Специально я ее не менял. Со временем само собой получилось: выпали волосы, я разжирел. — Шликкен уже больше не боялся, что Шалго убьет его: он так просто разговаривал с ним, как девятнадцать лет назад. И Шликкен воспрянул духом. — Оскар, разреши мне закурить, — попросил он.

— Пока еще нет, Генрих, имей терпение. Ты здорово изменился. Клянусь, я узнал тебя только по твоему перстню.

Шликкен невольно взглянул на свой перстень с печаткой.

— Как ты разыскал меня?

— Я заключил сделку с Игнацем Шавошем. И они элементарно продали тебя. В обмен они получили от меня кое-что другое…