Светлый фон

Встав на четвереньки, она изо всех сил вглядывалась в схему. Предохранительная скоба. Откидной барабан… а в какую сторону он откидывается? Револьвер на картинке был совсем другой, не такой, как у нее. Замок откидного барабана, извлечение крана барабана, стержневой выбрасыватель…

Предохранительная скоба. Откидной барабан… Замок откидного барабана, извлечение крана барабана, стержневой выбрасыватель…

Что-то щелкнуло, барабан вывалился – пусто. Она попробовала вставить пули – одни не пролезли, другие тоже не пролезли, но наконец в коробке отыскались несколько пуль, которые подошли по размеру.

Но не успела она зарядить револьвер, как хлопнула парадная дверь – вернулась мать. Гарриет молниеносно, одним движением, затолкала все под кресло Иды – пули, револьвер, энциклопедию, все разом – и вскочила.

– Блинчики принесла? – крикнула она.

Тишина. Судя по звукам, мать пошла наверх. Гарриет насторожилась (что-то слишком быстро они позавтракали), прислушалась, и вдруг до нее донеслись какие-то икающие всхлипы, как будто мать задыхалась или плакала.

Гарриет – нахмурившись, уперев руки в боки – замерла, вслушалась. Но больше ничего разобрать не удалось, тогда она осторожно выглянула в коридор и услышала, что у матери в спальне хлопнула дверь.

Казалось, будто целая вечность прошла. Гарриет разглядывала уголок энциклопедии, который выпирал из-под накидки на кресле. Тикали часы в коридоре, все было тихо, и наконец Гарриет вытащила энциклопедию, улеглась на ковер и, подперев голову руками, снова перечла статью об огнестрельном оружии.

Минуты тянулись одна за другой. Гарриет прижалась щекой к ковру, приподняла накидку и заглянула под кресло – в темноте виднелись очертания пистолета, рядом с ним лежала себе спокойно коробка с пулями. В доме было по-прежнему тихо, и Гарриет, осмелев, вытащила все из-под кресла. Она так увлеклась, что не слышала, как мать вышла из спальни – вдруг из коридора, совсем рядом, донесся ее голос:

– Солнышко!

Гарриет подскочила. Пули высыпались из коробки. Гарриет сгребла их дрожащими руками, рассовала по карманам.

– Ты где?

Гарриет едва-едва успела запихнуть все под кресло и вскочить, как в гостиную вошла мать. Лицо у нее опять блестело, нос покраснел, в глазах стояли слезы, и Гарриет с удивлением увидела, что в руках она держит мягкую атласную вешалку, на которой болтается черный птичий костюмчик Робина – такой черный, такой крохотный и потрепанный, будто тень Питера Пэна, которую он пытался мылом приклеить к пяткам.

Мать хотела что-то сказать, но передумала и с любопытством уставилась на Гарриет.