Светлый фон

С этим словами он так зыркнул на Дэнни, как будто подозревал, что Дэнни с ним не по всем пунктам согласен.

У Дэнни кружилась голова. Он каждый час закидывался, а тут уж сколько времени прошло. Очень скоро без дозы его срубит, затрепыхается перегруженное сердце, ниточка пульса будет еле прощупываться, и Дэнни опять чуть не чокнется от страха, что пульс возьмет и пропадет совсем, потому что перестаешь спать, и сон – это уже не сон, тогда его не одолеешь, он прорвет все заслоны, нахлынет и вышибет из тебя дух, встанет черной стеной, и будет казаться, что не сон это, а смерть.

– А что такое радиоволны? – спросил Фариш.

Это они с Фаришем уже проходили.

– Электроны.

– Вот именно, дурья твоя башка! – Фариш глядел на него безумными глазами Чарли Мэнсона, он подался к Дэнни, с неожиданной яростью застучал себе по голове. – Электроны! Электроны!

Блеснула отвертка, и вдруг – бум! – на Дэнни будто холодным ветром из будущего повеяло, он словно кино смотрел на огромном экране. увидел, как лежит на своей промокшей от пота узкой кроватке, в полной отключке, слабый и беззащитный. Тикают часы, подрагивают занавески. И тут – скрип – медленно-медленно отворяется дверь трейлера, и Фариш тихонько крадется к кровати, а в руке у него – тесак.

– Нет! – вскрикнул он, открыл глаза и увидел, что Фариш сверлит его зрячим глазом не хуже дрели.

Они уставились друг на друга – странный, затянувшийся миг. Наконец Фариш рявкнул:

– На руку глянь! Ты чего наделал?

Дэнни затрясся, растерянно вскинул обе руки и увидел, что большой палец залит кровью – он содрал заусенец.

– Ты, брат, береги себя, – сказал Фариш.

 

Утром одетая в строгий синий костюм Эди заехала за матерью Гарриет, чтобы везти ее завтракать, ей еще потом к десяти нужно было успеть на встречу с бухгалтером. О завтраке этом Эди с Шарлоттой договаривалась еще три дня назад, тогда Гарриет позвала мать к телефону, но свою трубку положила не сразу, поэтому часть разговора ей удалось подслушать. Эди сказала, что у нее к Шарлотте очень личный разговор, что это очень важно и по телефону она это обсуждать не хочет. Теперь Эди стояла в коридоре, отказывалась присесть и все поглядывала то на часы, то на лестницу.

– Так и завтрак подавать перестанут, пока мы туда доберемся, – сказала она, сложила руки на груди и нетерпеливо прищелкнула языком – тцк, тцк, тцк.

Лицо у нее было бледное, напудренное, а губы (бантик, резко очерченный восковой алой помадой, которую Эди обычно приберегала для церкви) и вовсе казались не женскими, а напоминали скорее тоненький, поджатый ротик Лемуана д’Ибервилля с гравюры из учебника Гарриет по истории Миссисипи. На Эди был приталенный пиджак с рукавами три четверти – очень строгий, но, впрочем, по-старомодному элегантный, Эди в нем (говорила Либби) походила на миссис Симпсон, которая вышла замуж за английского короля.