Я находил свою речь весьма убедительной и был горд собой. На месте мелких акционеров я бы за себя проголосовал без всяких сомнений.

В начале недели место ассамблеи поменяли, и я получил уведомление с новым адресом: ПОПБ, 8, бульвар Берси, 12-й округ. Такому человеку, как я, недавно переехавшему в Париж, этот адрес ни о чем не говорил.

Накануне я взял отгул, чтобы передохнуть, собраться с мыслями и внутренне настроиться. Однако, когда солнце стало клониться к горизонту, а потом исчезло за причудливой и печальной чередой парижских крыш и труб, вера в себя начала понемногу таять. И передо мной, прогнав радужные мечты, во весь рост встала суровая действительность. И состояла она в том, что событие, на которое я столько поставил, неотвратимо приближалось.

Было ясно, что Дюнкер не простит мне выдвижения моей кандидатуры в противовес ему. Завтра, в это же самое время, я стану либо президентом «Дюнкер Консалтинг», либо бывшим консультантом, ныне безработным, которого преследует бывший психиатр, ныне сам наполовину спятивший.

И тут внезапно здравый смысл взял верх над сердечными порывами, и меня охватил животный, всепроникающий страх.

Утро следующего дня пролетело быстро. Я в очередной раз перечитал свое выступление, потом вышел прогуляться, чтобы подышать кислородом и попытаться хоть чуть-чуть снизить уровень стресса. Навязчивый страх привел меня в какое-то странное состояние. Внизу под лестницей я увидел Этьена и решил поделиться с ним своими страхами. Может, чтобы лишний раз увериться, что на свете есть кто-то слабее меня. А может, потому, что, если мне не удастся переломить ситуацию, я сам окажусь на его месте.

— Мне страшно, — сказал я ему.

— Страшно? — отозвался он своим хриплым голосом.

— Да. Мне предстоит сегодня говорить перед людьми и рассказать им свой взгляд на некоторые вещи. И это вгоняет меня в страх.

Он с недоверчивым видом принялся следить глазами за прохожими.

— Не вижу, в чем проблема. Я всегда говорю, что думаю, если вообще думаю, и все кончается хорошо.

— Не так все просто… Я буду не один. На меня будут смотреть, меня будут слушать, обо мне станут судить…

— Да ладно! Если они такие привереды, тем хуже для них! Надо говорить, что думаешь. Слушать свое сердце, а не страх. Тогда и страха не будет.

Я приготовил себе легкий завтрак и включил радио, информационный канал. Я предпочел есть, слушая, как говорят другие: при этом лишние мысли не лезут в голову.

Только я приступил к трапезе, как застыл на месте: перед трансляцией экстренных новостей диктор объявил время. Четырнадцать тридцать. Четырнадцать тридцать… Я посмотрел на часы, и сердце у меня сжалось: они показывали тринадцать ноль семь. Я заметался по комнате. На будильнике тоже было четырнадцать тридцать! Как же так?!! Ассамблея начитается в пятнадцать ноль-ноль… на другом конце Парижа!