Она поставила локти на стол, подперла кулаками щеки и глубоко задумалась. Нужно было искать выход. Она забыла о Лученко, о переполненном зрительном зале, о тиканье часов, отмерявших ее игровое время, выбросила из головы все лишние мысли и принялась тщательно перебирать варианты продолжения партии, десятки вариантов. Но ни один не годился. Лучшее, что она могла сделать, – это пойти на размен и взять в утешение ладейную пешку соперника. А он тем временем продолжит атаку на ферзевом фланге. Бет такая перспектива не нравилась, однако выбора не оставалось. Надо было это предвидеть. Она сделала вынужденный ход пешкой ферзевой ладьи, а дальше просто наблюдала, как события развиваются сами собой. Через семь ходов Лученко обменял слона на ладью – в животе Бет скручивался тугой узел, пока она смотрела, как он берет ее фигуру и ставит рядом с доской. Через два хода она взяла его ладейную пешку, но от этого не было никакой пользы. Позиция ее лагеря стала слабее, и теперь напряжение сковало все тело.

Остановить пешечное наступление на ферзевом фланге – уже одно это было неподъемной задачей. Чтобы ее решить, Бет пришлось уступить заработанное преимущество в одну пешку, отдав свою, а как только она это сделала, Лученко сдвоил ладьи на вертикали короля. Он не собирался ослаблять натиск. Бет создала угрозу его королю в качестве дымовой завесы и попыталась разменять одну из двух его ладей на свою единственную. Устраивать размен, когда у тебя меньше фигур, чем у соперника, нельзя, потому что это увеличивает его материальное преимущество, но у нее не было выхода. Лученко легко сдал свою фигуру, и Бет с ненавистью смотрела на белоснежные пряди, упавшие на лоб шахматиста, когда он брал ее фигуру взамен, и ненавидела его за это. Ненавидела за театральные волосы, за театральное покачивание головой, за то, что в результате размена усилилась его позиция. Если размен продолжится, она останется ни с чем. Необходимо найти какой-то способ его сдержать.

Миттельшпиль был полон интриг и коварства. У обоих соперников ход каждой фигуры поддерживала еще одна, а то и две. Бет старательно избегала разменов и пыталась выстроить клин, который вернет игру к равенству позиций. Лученко заранее предвосхищал все ее действия и разрушал планы, переставляя фигуры уверенной рукой с безупречно обработанными ногтями. Интервалы между ходами были велики. Бет то и дело видела проблески возможностей, которые обещали открыться для нее на той или иной горизонтали через несколько ходов, но ни одной она не сумела воспользоваться. Лученко вывел ладью на третью горизонталь, поставив ее перед своим рокированным королем, – теперь свобода маневра фигуры ограничивалась тремя полями. Если бы только удалось добраться до нее, прежде чем Лученко уберет своего коня… Бет так отчаянно сосредоточилась на этой позиции, что на секунду ей почудилось, будто ладья сейчас вспыхнет и сгорит дотла под ее взглядом, как под лазерным лучом. В своем воображении она атаковала эту ладью конями, пешками, ферзем, даже королем; она пыталась мысленно внушить сопернику, чтобы тот вывел пешку, которая перекроет два поля отступления для ладьи, но в реальности ничего не могла сделать.