Она с упреком посмотрела на Альфа. Тот молчал. Бритт-Мари нежно гладила ворот рубашки тыльной стороной руки.
— Иначе картошка остынет. Мы же не варвары, чтобы есть холодную картошку.
Руки Бритт-Мари безвольно упали на рубашку.
— Под конец у меня зазвонил телефон, но это был не Кент.
Нижняя губа затряслась.
— Я не пользуюсь духами, в отличие от нее. Поэтому я всегда слежу, чтобы у него были свежие рубашки. Это все, о чем я прошу, — класть рубашку в стирку, как только он приходит домой. Неужели это так много?
— Бритт-Мари, милая… — начал Альф.
Бритт-Мари судорожно сглотнула и покрутила кольцо.
— Я знаю, что это сердечный приступ, потому что мне позвонила она, Альф. Она сама мне позвонила. Потому что не выдержала, понимаешь. Ей, видите ли, стала невыносима мысль о том, что Кент может умереть в любую минуту, пока она тут сидит, а я ничего не знаю. Ей это, видите ли, невыносимо. Поэтому она решила позвонить мне. Не выдержала.
Сложив ладони, Бритт-Мари закрыла глаза и сказала дрожащим голосом:
— У меня потрясающая фантазия. Просто невероятная. Кент всегда говорил, что у него ужин с Германией, что самолет задержали из-за снегопада, что ему надо заехать в офис. И я притворялась, что верю. Я так хорошо притворялась, что действительно верила.
Бритт-Мари встала со скамьи. Она стояла на снегу с прямой спиной, держа рубашку в руках. Рубашка была безупречно выглажена. Ни складочки, ни морщинки. Бритт-Мари повернулась и аккуратно повесила рубашку на спинку скамейки. Словно даже сейчас не могла дать волю своим чувствам перед лицом выглаженной рубашки.
— Я невероятно хорошо притворяюсь, — прошептала она.
— Знаю, — сказал Альф.
Они уехали, оставив рубашку висеть на скамье.
Снег кончился. Такси остановилось на красный свет. Все молчали. Мама встретила их у подъезда. Обняла Эльсу. Попыталась обнять Бритт-Мари. Но та ее отодвинула. Не грубо, но решительно.
— Не думай, будто я ее ненавидела.
— Знаю, — тихонько сказала мама.
— Ни ее, ни собаку, ни машину, — продолжала Бритт-Мари.
Мама кивнула, взяв ее за руку. Бритт-Мари закрыла глаза.