— Да-да, понимаю, чего еще от вас ждать. В вашей семье всегда так думали. Ничего удивительного.

Эльса вздохнула:

— Я ничего плохого в виду не имела.

— Ни в коем случае, я все понимаю. Вы никогда не имели в виду ничего плохого.

Эльса обмотала руки гриффиндорским шарфом и набрала побольше воздуха в легкие.

— Вы очень храбрая. Как вы только не побоялись встать между Сэмом и Волчьим Сердцем, — тихо сказала она.

Бритт-Мари смахнула к себе в ладонь со стола невидимые зернышки из птичьего корма, а может, еще какие невидимые крошки. Она сидела, зажав их в кулак, и искала глазами невидимую корзину для мусора.

— В нашем подъезде не принято убивать. Разве мы варвары? — быстро проговорила она, чтобы Эльса не услышала, как дрожит ее голос.

Они молчали. Так бывает, когда люди пытаются помириться второй раз за два дня, но не хотят произносить это вслух.

Бритт-Мари хорошенько взбила подушку, лежавшую рядом с ней на диване.

— Не думай, будто я ненавидела твою бабушку, — сказала она, не глядя на Эльсу.

— Не думайте, будто она ненавидела вас, — сказала Эльса, не глядя на Бритт-Мари.

Бритт-Мари снова сложила руки и прикрыла глаза.

— Я никогда не хотела, чтобы наш дом стал кондоминиумом. Этого хочет Кент, а для меня главное, чтобы он был счастлив. Он хочет продать квартиру, заработать денег и переехать. А я переезжать не хочу.

— Почему?

— Это мой дом.

Ну как после этого можно не любить Бритт-Мари?

Особенно если тебе почти восемь.

— Почему вы с бабушкой все время ругались? — спросила Эльса, хотя заранее знала ответ.

— Она считала меня… старой перечницей, — ответила Бритт-Мари, не сказав о главном.