— Поразительная память! — восхитился Томаш. — Он помнит расстановку всех фигур.

— Заткнись, не мешай! — рявкнул Владимир.

— Я хочу пить, — бросил через плечо Леонид. — Налей мне еще вина!

Павел подал ему бокал, он отпил половину и вдруг попросил со странной интонацией:

— Напомни мне последний ход малыша.

— Он двинул офицера с с3 и взял пешку на b5.

С этого момента все пошло не по плану. На сорок первом ходу я должен был взять черную ладью и вынудить Леонида на обмен, чтобы лишить его последнего слона. Он ждал. У Леонида вспотели виски, он сидел в напряженной, неудобной позе, прикрыв ладонями лицо.

— Не может быть! — наконец произнес он.

— Еще как может, — сказал Павел.

В том, что случилось дальше, моей вины не было. Я действовал, как мы договаривались. Ход партии изменил Леонид. Вместо того чтобы двинуть ладью с g1 на f1, как сделал когда-то Константинопольский, он пошел дамой на с6. Я понятия не имел, как отвечать на этот ход! Никто из стоявших вокруг не заметил перемены. Я толкнул Леонида ногой под столом. Он улыбнулся, и меня вдруг осенило. Он нашел лучший ход, и это оказалось сильнее его. Леонид не справился с собой, хотя знал, что потеряет кругленькую сумму. Он сыграл против себя. Никто из игроков — а их были тысячи! — изучавших и разбиравших эту партию, не увидел, что Константинопольский мог выиграть. Леонид превзошел учителя. Я понимал, что мне с ним не справиться. Ботвинник проиграет. Кое-кто из болельщиков почувствовал, что дело пахнет жареным. Игорь смотрел на меня, сокрушенно качая головой. Я сделал все, чтобы не потерять лица. Эта партия не станет исключением из правил. Голиаф победит, Давид будет повержен.

Виктор Володин судорожно пытался припомнить все хитросплетения глупой игры. В последний раз он сидел за шахматной доской в Гражданскую войну, во время осады Перекопа, в октябре тысяча девятьсот двадцатого года, перед самой эвакуацией армии Врангеля. Тогда ему было двадцать, с тех пор прошло сорок три года. По радостному возбуждению и ехидным репликам зрителей он сообразил, что дело принимает скверный оборот.

— Теряете нюх, Виктор?

— Мы считали вас ловкачом, а вы опростоволосились.

— Дурацкая была идея — поставить на мальчишку!

— Я в какой-то момент даже испугался. Парень хорошо справлялся и даже поставил Леонида в трудное положение, но мастер есть мастер.

— Готовьте денежки, Виктор.

— Мы выпьем за ваше здоровье!

— С чего бы? — спросил Виктор. — Малыш выиграет.

— Леонид поставит ему мат через три хода. Это так же неизбежно, как восход солнца, — сказал Владимир.