– И это ты называешь “чуть-чуть наврал”? – спрашивает она.
– Это мой оперативный псевдоним, скажем так. В честь святого Себастьяна. Знаешь такого? Он был мученик. Полиции нужен был кто-то, кто станет мишенью для их стрел. И я им это обеспечил. По-моему, отлично придумал. Зачем тебе знать мое настоящее имя?
– Незачем, – согласилась Фэй. – По крайней мере, сейчас мне это точно неинтересно.
– Это не то имя, которое вдохновляет на подвиги, уж поверь.
Гинзберг подошел к ним. Обошел весь храм, все ряды и наконец добрался до них. Он останавливается напротив них и кивает. Они кивают в ответ. В церкви так тихо, что слышно лишь, как звенят металлические цепочки на шее поэта, как он бормочет благословления. Гинзберг возлагает руку на их головы: теплая мягкая ладонь касается их так ласково. Он закрывает глаза, шепчет что-то неразборчиво, точно накладывает на них тайное заклятье. Потом умолкает, открывает глаза и убирает руку.
– Я вас поженил, – сообщает он. – Теперь вы женаты.
Гинзберг шаркает прочь, мурлыкая что-то под нос.
34
Пожалуйста, не рассказывай никому, – просит молодой человек, которого Фэй знает как Себастьяна.
– Не скажу, – обещает она и понимает, что сдержит слово, потому что никого из этих людей никогда уже не увидит.
С завтрашнего дня она не будет жить в Чикаго и учиться в Иллинойсском университете. Понимание этого крепло в ней целый день. Она сама еще не сознает, что приняла решение: скорее решение давно уже созрело и поджидало ее. Она здесь чужая, и все, что случилось сегодня, лишь это доказывает.
План ее прост: на рассвете она уедет из города. Ускользнет, пока все спят. Зайдет в общежитие. Поднимется к себе в комнату, обнаружит, что дверь распахнута настежь и горит свет. Увидит спящую на постели Элис. Фэй не станет ее будить. На цыпочках прокрадется к прикроватной тумбочке, очень медленно выдвинет нижний ящик, достанет кое-какие книжки и письмо, в котором Генри сделал ей предложение. Тихонько уйдет, бросив прощальный взгляд на Элис, которая без солнечных очков и берцев похожа на обычную девчонку – нежную, беззащитную, даже симпатичную. Фэй мысленно пожелает ей всего самого лучшего и уйдет. Элис никогда не узнает, что она заходила. Первым же автобусом Фэй уедет в Айову. В дороге час будет смотреть на письмо Генри, потом ее наконец сморит усталость, и она проспит до самого дома.
Такой вот план. Она улизнет с первым лучом зари.
Но до этого еще несколько часов, она пока что в Чикаго, с этим парнем, и такое ощущение, словно они выпали из времени. Темный тихий храм. Теплятся свечи. И какая разница, как на самом деле зовут Себастьяна? Зачем все портить? Зачем раскрывать тайну? В его анонимности есть своя прелесть. Он может быть кем угодно. И она может быть кем угодно. Фэй знает, что завтра уедет, пока же она здесь. Завтра придется за все платить, пока же никто платы не требует. И то, что сейчас происходит, останется без последствий. Как сладок этот миг перед тем, как все бросить. Можно не тревожиться ни о чем. Делать, что хочешь.