— …От двери — на шаг!

— …Ты хуй вынь из ушей, товарищ майор, там Серёга остался!..

Все это звучало у ослепшей чиновницы в правом ухе — нечетко, издалека, как если б она лежала на дне бассейна, — а левое звуков не пропускало, и тянулся в нем странный противный свист, словно из головы у нее выходил воздух. Но вместе с тем было ясно, что она все-таки жива и как будто уже находится в тамбуре, хотя и не помнит, как в нем оказалась (вот тут обнаружился странный провал), и оставалось только разобраться с глазами.

— Стоять! — скомандовал телохранитель в черном и очень пыльном костюме, который и правда был в чине майора, хотя и носил штатское. Рябое лицо его побелело еще сильнее, он встал перед дверью и сунул руку за пазуху.

— Серёгу запустим сначала, — ответил ему здоровенный проходчик из Нововолынска, который, напротив, налился краской. — А ну отойди, придавлю, — и качнулся вперед.

Четыре его товарища так же лицами потемнели и на коротышку-майора глядели недобро, а пятый действительно в суматохе остался снаружи, как и злополучный водитель автобуса, беспокоиться за которого было некому. Отряд ополченцев сократился таким образом до семерых человек, и проходчики в нем теперь составляли уверенное большинство.

Бледный майор эту неприятную асимметрию очевидно почувствовал тоже, потому что вытащил из-за пазухи свой неуставный «глок» и направил его бригадиру проходчиков между глаз.

— Не зли меня, дядя, — сказал он глухо. Безгубый рот его дернулся, съехал в сторону. — Сейчас все за Серёгой отправитесь.

— Да ну? — отозвался тот и поднял дробовик.

— Эй-эй, мужики, вы чего, — нервно сказал подводник в борцовке.

— Оружие на пол сложили быстро! — рявкнул маленький пыльный майор, второй рукой вытащил капитанский «макаров» и махнул им в сторону оставшихся членов мятежной бригады.

Те приказа, однако, не послушались, а сделали ровно обратное — сдвинулись поплотнее и в свою очередь вскинули ружья. В тамбуре стало тесно.

— Мужики, вы чего, — снова сказал подводник и довольно резво отступил к стеллажу с респираторами.

Чиновница в липком горячем костюме яростно терла глаза. Кровь бухгалтерши из Лендровера начала застывать; и пальцы, и щеки у чиновницы были скользкие, а ресницы склеились, как будто ее облили краской.

— Everybody be cool, this is a robbery! — неожиданно громко сказал из угла водитель кабриолета и вдруг хихикнул. — Ну вы чё, не смотрели, что ль? Как они кофейню там грабят, Тим Рот и эта, как ее... И вот он стоит там такой с двумя пушками, — тут владелец кабриолета немножко присел, раскинул в стороны руки и показал, как стоит Тим Рот. На его дорогой рубашке не хватало пуговиц, загар под синеватыми лампами выглядел мертвецким. — А, нет, баба! Это баба там с двумя пушками на диване, ну, помните? А Траволта выходит из туалета, и у него тоже пушка. И у Джексона, который за столиком. И они сразу такие: опа! Джексон, короче, целится в Рота! — С этими словами владелец кабриолета нагнулся, поднял с пола свой дробовик и направил его подводнику в могучий живот. Подводник собрался было снова сказать «эй», но передумал и не сказал. — Траволта — в бабу! — продолжал Кабриолет и перевел дробовик на бригадира проходчиков в зеленой майке. Руки у него сильно дрожали, с ладоней капало. Остальные проходчики, майор и подводник следили за перемещениями ствола с одинаковой тревогой, а чиновница по-прежнему не видела ничего, потому что не могла расклеить проклятые ресницы. — А баба, значит, и в Траволту и в Джексона, и руки у нее вот так, — сказал Кабриолет, засмеялся и указал стволом на майора. Лицо у него было мокрое. — А сама стоит и думает такая: и чего делать-то?