Виктор понял, что не переубедит ее. Больше всего он ненавидел, когда на него давили. Но обвинить в этом Ясмину он не мог. Беременность не была уловкой, сейчас на него давила сама природа.
– Хорошо. Я уйду воевать, а когда вернусь, мы все решим, ладно? Все будет хорошо, поверь мне.
– Виктор! Как ты себе это представляешь? Я должна сказать ребенку: погоди, не расти, пока не вернется папа? Ведь уже заметно!
– Ничего не заметно.
– Когда я голая, заметно!
Он уставился на ее ночную рубашку. Ей только того и требовалось. Она взяла его руку и приложила к своему животу:
– Чувствуешь?
Виктор не почувствовал ничего особенного, разве что небольшую округлость. И он капитулировал. Этого не должно было случиться, но оно росло. Ясмина осторожно, но решительно привлекла его к себе. Вдохнула его запах, ощутила волну возбуждения. Нежно и уверенно обвила Виктора руками, закрыла глаза в ожидании поцелуя.
Внезапно за спиной Виктора раздался шорох. Скрипнула доска. Ясмина открыла глаза. На лестнице, ведущей на крышу, перед дощатым настилом стоял Альберт. Неподвижный силуэт на фоне ночного неба. Альберт не произнес ни слова. Виктор и Ясмина тоже. Над провалом в крыше они смотрели друг на друга – дети, застигнутые в объятиях, и бесконечно одинокий отец. За секунды постаревший человек, мир которого обрушился.
– Папа́! – воскликнула Ясмина.
Альберт отвернулся и поспешно стал спускаться по лестнице. Он сбежал. Должно быть, он все слышал.
– Надо с ним поговорить, пока он маме…
– Останься здесь! – Виктор кинулся к лестнице.
– Погоди! – Ясмина бросилась следом, но он уже скрылся внизу.
Она спустилась на второй этаж. Там царила темнота. Потом раздался сбивчивый голос Виктора, пытавшегося объяснить, оправдаться, его оборвала хлесткая пощечина. Ясмина вскрикнула. Еще одна. Потом еще одна. И еще. И еще.
Виктор не защищался. Он ринулся по лестнице вниз, в гостиную, а отец не отставал ни на шаг, нанося все новые удары. Ясмина бросилась за ними, тщетно пытаясь остановить отца. Альберт оттолкнул ее, нанося сыну удары все более яростные, Виктор упал на пол, прикрывая лицо локтями, но по-прежнему не пытался отбиваться.
– Ты должен был ее защищать! Свою сестру! Ты мог бы держать свой проклятый конец в узде хотя бы в своей семье? Кто тебя этому научил? Чей ты сын? Есть у тебя хотя бы искра чести? Кто дал тебе право разрушать семью? Отвечай, черт возьми!
Ясмина никогда не видела отца в таком бешенстве. Он так разошелся, что даже подоспевшая Мими не могла его удержать. Не встань между ними женщины, он забил бы сына насмерть. Мими, поняв, что произошло, пошатнулась, словно это ей нанесли удар, – а ничем иным невозможная новость и не была – и уткнулась лицом в стену, почти теряя рассудок.