Светлый фон

– Ты уже одиннадцать лет ждешь исполнения смертного приговора. Ты боролся – и выиграл право умереть на своих условиях. Даже если тебе придется завтра туда ползти, ни один человек не посчитает тебя слабым.

– Они все еще там?

Под «ними» он подразумевал толпу людей. Люди по-прежнему были там – и они прибывали, заполняя съезды с шоссе 93 на Конкорд. В конечном счете не имело значения, действительно Шэй мессия или просто хороший шоумен. Имело значение то, что всем этим людям надо было во что-то верить.

Шэй повернулся ко мне:

– Хочу, чтобы вы оказали мне услугу.

– Все, что угодно.

– Позаботьтесь о Грейс.

Я предполагал, что он попросит об этом: смерть связывает людей вместе, как любое другое сильное эмоциональное переживание – рождение, вооруженное ограбление, женитьба, развод. Я навсегда буду связан с вовлеченными в это сторонами.

– Конечно.

– И я хочу, чтобы вы забрали себе мои вещи.

Я не представлял себе, что он подразумевает. Возможно, его плотницкие инструменты?

– С радостью, – сказал я и подтянул одеяло повыше. – Шэй, о твоих похоронах…

– Право, это не важно.

Я попытался обеспечить ему место на кладбище церкви Святой Екатерины, но гражданский комитет выступил против. Они не хотели, чтобы убийца упокоился рядом с их близкими. Частные участки и похороны стоили тысячи долларов – таких денег ни у Грейс, ни у Мэгги, ни у меня не было. Заключенный, которого не могли похоронить родственники, будет похоронен на крошечном кладбище за тюрьмой, и на могильном камне будет указан лишь его номер в исправительном учреждении, а не имя.

– Три дня, – зевнув, произнес Шэй.

– Три дня?

Он улыбнулся мне, и впервые за несколько часов я почувствовал, что согреваюсь.

– Через три дня я вернусь.

 

В девять часов утра в день казни Шэя из кухни ему принесли поднос. Где-то среди ночи холод отступил, и вместе с тем разрушился цемент, залитый в основание временной камеры. Сквозь пол проросли пучки травы из внутреннего двора, по металлической двери камеры поползли вьющиеся побеги. Шэй снял ботинки и носки и, широко улыбаясь, принялся разгуливать босиком по свежей траве.