Он указал на стул, стоявший у столика с грязной выщербленной мраморной столешницей, как бы спрашивая, можно ли присесть. Хозяин таверны молча кивнул. Ориол садился за стол в тот момент, когда единичные капли дождя уже превратились в сплошную завесу, беспрерывную, оглушительную, беспрерывную, громоподобную, беспрерывную… Вода размыла очертания всех предметов, в том числе и фонтана, и даже страха, что напал на Ориола возле этого самого фонтана. Спустя всего минуту ливень полностью укрыл непроницаемой пеленой фасад дома номер три.

– Ни хрена себе! – раздраженно воскликнул вбежавший в кафе мужчина. – Еще минуту назад на небе луна светила и все такое. – И он, как собака, стряхнул с себя воду.

Если бы не ливень, Ориол бы, наверное, ничего не заметил. Серый человек скорчился под свернутым тентом какой-то лавчонки и стоически переносил потоки дождя. Эта сторона улицы, почти у выхода на площадь, была единственным местом, где мог расположиться тот, кому поручили наблюдать за таверной. Вначале Ориола удивило, что человек не пытается спрятаться от дождя, словно упорствуя в своем намерении вымокнуть до нитки. Но потом он все понял.

Он пил свой кофе с ликером, стараясь, чтобы никто не заметил его нервозности. По крайней мере, здесь, в таверне, было сухо; он вдохнул терпкий, пропитанный уксусом и пропахший затхлым табаком воздух и положил руки на холодный мрамор того же цвета, что и надгробие, которое очень скоро вырежет для него Серральяк, выбив на нем то, что должно было навсегда остаться в памяти народной, а именно что он погиб за Бога, за Отечество, за Франко и все такое. Еще один глоток горячего напитка. А на улице – его преследователь наедине с дождем, один-одинешенек, ибо никому и в голову не пришло бы выйти из дома в такой немыслимый ливень.

Он извлек из кармана книгу, решив притвориться, что читает, одновременно краешком глаза наблюдая за соглядатаем и не теряя из виду дом номер три на Пласета-де-ла-Фонт на тот случай, если вдруг появишься ты на руках у своей матери, ведь я не могу вновь потерять вас навсегда.

Кто может следить за мной? Он посмотрел на посетителей кафе: они явно никого не преследовали, и их никто не преследовал. А он? Похож он на преследуемого? Он допил содержимое стаканчика и подозвал хозяина. Дождь утихал.

– Еще один кофе с ликером, – сказал он, не отрывая взгляда от соглядатая. Дверь дома номер три открылась, и оттуда вышел седовласый мужчина с бутербродами под мышкой, готовый начать рабочий день, как и посетители таверны, которые, видя, что дождь утихает, постепенно стали выскальзывать на улицу, прокашлявшись после первой утренней сигареты с крепчайшим кофе. Несмотря на тучи, свет понемногу отыгрывал партию у сумрака, и постепенно ведущие к площади улицы заполнялись людьми, снующими взад-вперед со слегка пораженческим, черно-белым, недоверчивым видом, свойственным первым часам дня, наступившего после войны, которая лишила всех последних жизненных сил. Шпик был ему незнаком. От фалангистской униформы сохранились разве что тонкие усики и надменный взгляд. Нет, он не из военных. Это фалангисты.