— Я не сомневаюсь, что нынче мы победим силы тьмы. Но если случится худшее, мы еще раз сможем испытать силу нашей веры, укрепить свою душу. У истинно верующих, у кого хватит смелости удержать свою веру, всегда найдется благой выход.
Лицо Изабеллы искажено истовой решимостью. Взгляд то ли святой, то ли мученицы; на этот раз не стану ей мешать. Анжелика Сент-Эврё-Дезире Арно не привыкла, чтоб ей вставали на пути.
Однако снаружи уже доносится цокот копыт по дороге, и я понимаю, что враг мой близок; кстати, как раз вовремя. Выбор момента — великое орудие истинного артиста: точный выбор времени — как чуткий инструмент, который терпеливо приводит комедию или трагедию к целой серии кульминаций; неудачный выбор времени — дубина, убивающая мигом напряженное ожидание и сокрушающая и драматизм, и кульминацию. По моим подсчетам, у меня остается минут восемь-десять до пышного въезда Арно; вполне достаточно времени, чтобы состряпать встречу, которую он заслуживает.
— Мужество, дети мои, мужество! Сатана знает, что мы ждем его появления. Мы вместе взглянем ему в лицо, и мы крепко стоим теперь, объединенные нашей верой и нашим убежденностью, готовые выйти на бой. Дьявол предстает под тысячью разных личин: может быть красавцем и уродом, он может предстать мужчиной или женщиной, ребенком или диким зверем, может принимать облик влюбленного, властителя, и даже иногда облик епископа или короля. Скоро вы увидите его лицо, дети мои; уже приближается к нам Князь Тьмы. Я слышу звуки адских колес, грохочущих по дороге к нашему монастырю. Мы здесь, Сатана! Покажи нам лицо свое!
Редко публика — будь то при Дворе или в провинции, — бывала так страстно заворожена выступлением одного актера. Эти смотрели на меня так, будто их души целиком принадлежали только мне. Пламя жаровен озарял мое лицо адским пламенем. Над нами колотил по крыше очистительный дождь; после стольких дней зноя и засухи он вызвал общий восторг. Все воздели головы к небесам, жадно уставились взглядами вверх, ноги самопроизвольно задвигались: моя
♥
Приближался кортеж епископа. Я видела их, они уже были, наверное, на расстоянии полумили; уже слышалось фырканье лошадей и скрип колес кареты под дождем. Сопровождение было немалое, даже для епископа; по мере их приближения я разглядела две хоругви и догадалась, что епископ взял с собой еще одного представителя своего сана, а может быть и выше, чтоб вместе разделить семейный триумф. Я взглянула вниз на часовню и увидела, как Перетта, с резвостью, которая так прекрасно сказалась при исполнении ею роли Нечестивой Монахини, снова нырнула в тень. Мне оставалось только верить, что она помнит все указания, полученные от меня. Глаза ее блестели, как у смышленой птички, но я понимала, что малейшее переключение внимания — на полет чаек, на мычание коров на болоте, на отражение цветных витражей на каменных плитах, — и все пойдет прахом.