Пусть так, все равно О'Кифу хотелось догнать Додо хотя бы для того, чтобы оттянуть разлуку на несколько часов и за это время еще раз взвесить свои чувства. Победил разум. О'Киф остался в номере.

А через несколько минут до него донесся вой сирен. Сначала он не обратил на это особого внимания. Но вскоре, заметив, что машины «скорой помощи» все прибывают и останавливаются у отеля, он подошел к окну. Внизу царила суматоха, и это побудило его спуститься. Он вышел из номера в чем был – в рубашке, без пиджака.

Уже на площадке у дверей он услышал какие-то тревожные слухи. Прождав лифт почти пять минут среди других постояльцев, скопившихся здесь за это время, О'Киф решил спуститься по служебной лестнице. По дороге он обнаружил, что таким же образом поступили и другие.

По мере того как он спускался, снизу все отчетливее доносились крики и стоны, и О'Киф, вспомнив о том, что он спортсмен, стрелой помчался вниз.

В вестибюле он узнал от возбужденных зевак о том, что случилось. Вот тогда он от всей души стал молиться, чтобы Додо успела уехать из отеля до аварии. А через минуту увидел, как ее без сознания выносили из шахты лифта.

В крови было все: и желтое платье, которое ему так понравилось, и волосы ее, и руки, и ноги. На лице Додо лежала печать смерти.

В этот миг Кэртис О'Киф вдруг словно прозрел и понял то, что так долго сам от себя скрывал. Он любил Додо. Любил пылко, нежно, со всей силой чувства, на какую способен человек. Слишком поздно признался он себе в этом и теперь сознавал, что, позволив Додо уйти, совершил величайшую ошибку в своей жизни.

Теперь, глядя на дверь травматологического отделения, он с горечью думал об этом. Внезапно дверь распахнулась, и в коридор вышла сестра. О'Киф бросился было к ней, но она лишь покачала головой и заспешила дальше.

Он чувствовал себя таким беспомощным. Ведь он почти ничего не мог сделать. Но уж то, что в его силах, он сделает.

Он повернулся и пошел по больнице. Расталкивая людей в коридорах и холлах, неотступно следя за табличками и стрелками на стенах, О'Киф продвигался к цели. Он распахнул двери с табличкой «Вход воспрещен» и, невзирая на протесты секретарш, вошел в кабинет директора.

Директор сердито приподнялся со стула. Но после того как Кэртис О'Киф представился, гнев его поутих.

Через пятнадцать минут директор вышел из травматологического отделения вместе с худощавым тихим человеком невысокого роста, которого он отрекомендовал как доктора Боклера. Врач и О'Киф обменялись рукопожатием.

– Насколько я понимаю, вы друг молодой леди – если не ошибаюсь, мисс Лэш.