— Пошли, наверное, со мной, — сказал Макс Бараку, и они скрылись в доме.

— Мне надо по-большому, — сказал Ирв, шаркая мимо них. — Потом я присоединюсь к тусовке. Привет, Джулия.

Тамир выбрался из машины и распростер объятия:

— Джули!

Никто не звал ее Джули. Даже Тамир не звал.

— Тамир!

Он обнял ее, разыгрывая свой обычный спектакль объятий: с удерживанием на расстоянии вытянутых рук, оглядыванием с головы до ног, затем прижатием к себе, затем снова отстранением на длину руки и повторным разглядыванием.

— А все остальные стареют, — сказал он.

— Я тоже не молодею, — ответила Джулия, не расположенная отвечать на его заигрывания, но и не стремясь их прерывать.

— Я и не сказал ничего такого.

Они улыбнулись друг другу.

Джейкобу хотелось ненавидеть Тамира за то, что тот все сексуализировал, но Джейкоб не понимал, была эта манера его личной склонностью или результатом воздействия среды — насколько поведение Тамира было просто восточным обычаем, неверно понятым культурным кодом. И может быть, это именно Джейкоб все десексуализировал, даже когда все сексуализировал.

— Мы так рады, что ты побудешь подольше, — сказала Джулия.

"Почему все молчат про землетрясение?" — недоумевал Джейкоб. Может, Джулия боялась, что они еще не знают о нем? Хотела преподнести новость осторожно и разумно, в спокойной обстановке? Или еще не слышала сама? Еще загадочнее, почему Тамир, тот, кто не забывал упомянуть ни о чем, не упомянул об этом?

— Нелегко было решиться, — продолжил Тамир. — Я бы сказал "ты знаешь", но ты не знаешь. В любом случае, я подумал, приедем чуть раньше, потратим это время с пользой — Барак поближе познакомится с американской родней.

— А Ривка?

— Она передает, что очень жалеет. Очень хотела приехать.

— У вас все хорошо?

Ее прямота удивила Джейкоба и напомнила ему о его отстраненности.

— Конечно, — ответил Тамир. — Просто у нее были кое-какие планы, которые нельзя перенести. А теперь: Джейк говорил, ты что-то приготовила поесть?