Премьер-министр поднял шофар на сорок пять, на шестьдесят градусов, и в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, в Майами, Чикаго и Париже, в Лондоне, Буэнос-Айресе, Москве и Мельбурне телевизионные экраны задрожали, затряслись.
Сегодня я не мужчина
Сегодня я не мужчина
"Труднее всего сказать то, что труднее всего услышать: если придется выбирать из родителей одного, я смогу.
И я говорил об этом с Максом и Бенджи, и каждый из них, если придется выбирать, тоже сможет выбрать. Двое из нас выбрали одну сторону, третий другую, но мы сошлись в том, что, если придется выбирать, мы все выберем одну сторону, чтобы не разлучаться.
Пару недель назад я был на конференции "Модель ООН", страна, которую мы представляли, Микронезия, внезапно получила в свое распоряжение атомную бомбу. Мы не просили атомную бомбу, не хотели ее, и вообще ядерное оружие с любой точки зрения ужасно. Но есть причина, по которой человечество им обладает, и эта причина — чтобы никогда не пришлось его использовать.
Вот и все. Я закончил".
Он не кланялся, и никто не хлопал. Никто не пошевелился и не раскрыл рта.
Как всегда, Сэм не понимал, что ему делать с собственным телом. Но большой организм — полная комната родных и друзей — зависел от его движений. Если он расплачется, кто-нибудь станет его утешать. Если выбежит вон, кто-нибудь бросится вслед. Если возьмет и заговорит с Максом, все начнут болтать. Но если останется стоять на месте, сжимая кулаки, все тоже будут молча стоять.
Джейкоб раздумывал, не похлопать ли в ладоши и не сказать ли какую-нибудь ерунду типа "А теперь к столу!".
Джулия раздумывала, не подойти ли к Сэму, приобнять, коснуться лбом его головы.
Даже Бенджи, который всегда знал, что делать, поскольку никогда об этом не раздумывал, оставался неподвижен.
Ирв жаждал принять статус главы рода, но не знал как. Есть ли у него в кармане пятидолларовая купюра?
С середины кухни подала голос Билли:
— Все равно!
Все повернулись к ней.
— Что? — спросил Сэм.
И словно перекрикивая шум, которого не было, она завопила:
— Все равно!