— Этот знак умудряется быть одновременно антисемитским и мизогинным.

— Уверен, ты в курсе, что большинство нацистов были глухими.

— Да, я знала.

— И большинство французов, и англичан, и испанцев, и итальянцев, и скандинавов. Почти все, кроме нас.

— Вот поэтому твой отец постоянно кричит.

— Точно.

Джейкоб рассмеялся.

— И кстати, для скупого — тот же самый, что для еврея, только в конце еще сжимается кулак.

— Иисусе.

Джейкоб вытянул руки в стороны и наклонил голову к правому плечу.

Джулия засмеялась и сжала губку в кулаке так, что костяшки побелели.

— Я вообще не знаю, что сказать, Джейкоб. Не могу поверить, что ты держал в тайне целый язык.

— Я не держал в тайне. Просто никому не говорил.

— Почему?

— Когда сяду за мемуары, я назову их "Книга тысячи почему".

— От такого названия люди станут думать, будто там какие "почемудрости".

— Пусть думают.

— А я думала, ты их называешь "Библия". — Джулия выключила радио, которое неведомо сколько вещало на нулевой громкости. — В разных странах языки глухих разные, правильно?

— Да.