— Сейчас важнее не то, что ты сделала, а что собираешься делать.

— Я ничего не могу изменить. Все разрушено, и разрушено до основания. Все потеряло смысл.

— Но он тебя любит! А это должно чего-то стоить!

— А как же Люси? Она же моя дочь, Ральф! — Изабель запнулась, не зная, как лучше объяснить. — Ты можешь представить, чтобы Хильда отказалась от одного из своих детей?

— Но речь идет не об отказе, а о возвращении, Изабель.

— Но разве Люси не была отдана нам? Разве Господь не об этом просил нас?

— А может, он просил о ней позаботиться? И вы это сделали. А сейчас он просит вас позволить это сделать другим. — Он тяжело выдохнул. — Черт, я никакой не священник. Что я знаю о Боге? Но я знаю, что на свете есть человек, готовый ради тебя, ради твоей безопасности пожертвовать всем! Разве не так?

— Но ты же сам знаешь, что вчера произошло. Ты знаешь, как страдает Люси! Я нужна ей, Ральф! Как я могу ей все это объяснить? И как она может понять? Она же еще совсем маленькая!

— Жизнь нередко жестоко обходится с людьми, Изабель. И наносит раны, хуже которых, кажется, уже ничего не бывает. А потом выясняется, что несчастья не кончились и судьба приготовила новые испытания.

— Я думала, что уже испила свою чашу горестей до дна несколько лет назад.

— Если ты думаешь, что хуже, чем сейчас, уже быть не может, то ты сильно ошибаешься. Может, и обязательно будет, если ты не выступишь в защиту Тома. Дело серьезное, Изабель. Люси еще очень маленькая. О ней есть кому позаботиться. И есть люди, которые могут и хотят дать ей хорошую жизнь. А у Тома таких людей нет. И я никогда не встречал человека, который заслуживал бы меньше страданий, чем Том Шербурн. — Под пристальным взором святых и ангелов Ральф продолжал: — Бог знает, что между вами произошло там, на острове. Одна ложь нанизывалась на другую, причем из лучших побуждений. Но все зашло слишком далеко. То, что ты сделала ради Люси, причинило страдания другим. Господи, конечно, я понимаю, как тебе тяжело! Но этот Спрэгг — тот еще негодяй и просто так не отвяжется! Том — твой муж. В горе и радости, болезни и здравии. Если ты не хочешь, чтобы он сгнил в тюрьме или, того хуже… — Ральф запнулся, не в силах закончить фразу. — Думаю, сейчас у тебя есть последний шанс.

— Куда ты идешь? — с тревогой спросила Виолетта час спустя, видя, что дочь куда-то собралась. — Ты же только вернулась!

— Мне надо выйти, мама. Я должна кое-что сделать.

— Но на улице льет как из ведра! Подожди, пока хоть немного стихнет. — Она кивнула на кучу вещей на полу: — Я тут решила разобрать вещи мальчиков. Старые рубашки, ботинки — их еще можно носить. Я решила отнести их в церковь. — Ее голос дрогнул. — Я надеялась, что ты мне поможешь разобрать.