Хотя перед ней лежала не фотография, а записка, Изабель водила пальцем по буквам, повторяя их наклон и красивые завитки, будто это помогало лучше понять смысл слов. Она представляла, как он держит карандаш своими тонкими пальцами и выводит ровные строчки. Снова и снова она проводила пальцем по слову «Том», которое почему-то казалось одновременно и чужим, и родным. Ее мысли уносились в прошлое: она писала пальцем слово на его обнаженной спине, а он должен был его угадать, а потом они менялись местами и угадать должна уже она. Но эти воспоминания вытеснялись другими: тем, как ее трогала Люси. Какая у нее нежная кожа! Она снова представила руку Тома, только на этот раз он писал записку Ханне. Ее мысли были похожи на маятник, раскачивавшийся взад-вперед: от любви — к ненависти, от мужа — к ребенку. Она убрала руку с письма и снова его перечитала, стараясь понять смысл написанных слов и слыша голос Тома, как если бы он их произносил. Чувствуя, будто ее разрывали надвое, она не могла сдержать рыданий и в конце концов приняла решение.
Глава 35
Глава 35
Когда в Партагезе шел дождь, с неба низвергались такие потоки воды, что город промокал до нитки. Благодаря этим потопам на плодородных почвах тысячелетиями росли густые леса. Небо темнело, температура падала. Грунтовые дороги размывало, и по ним становилось невозможно проехать на автомобиле. Реки, чувствуя близость океана, с которым они были так долго разлучены, ускоряли свой бег, стремясь скорее оказаться дома.
Город замирал. Капли стекали струйками с шор немногих оставшихся лошадей, обреченно стоявших со своими повозками, и отскакивали от капотов машин, активно вытеснявших гужевой транспорт. Люди собирались под навесами на широких верандах магазинов и, скрестив руки, недовольно взирали на разверзшиеся небесные хляби. На заднем дворе школы пара проказников шлепала по лужам. Женщины обескураженно смотрели на сохнувшее белье, которое не успели снять, а кошки норовили шмыгнуть в ближайшую дверь, жалобно мяукая. Вода потоками неслась мимо военного мемориала, где выбитые золотом слова уже успели потускнеть, и стекала по желобу с крыши церкви прямо на свежую могилу Фрэнка Ронфельдта. Дождь не делал различий между живыми и мертвыми.
Тому тоже пришла в голову мысль, что Люси не испугается. Он вспомнил, как у него от умиления щемило сердце при виде маленькой девочки, смотревшей на молнию и смеявшейся. — А теперь пусть громыхнет, папа! — кричала она и ждала раската грома.