В окно было видно, как неспокойно море и белые барашки волн сливались вдали с висящей над водой белесой пеленой. Для океана время всегда казалось остановившимся. В воздухе слышен лишь рев августовских штормов.

Убрав конверт в сундучок из камфорного дерева, Том аккуратно закрыл крышку. Скоро его содержимое потеряет всякий смысл, совсем как фронтовые окопы, взятые в плен мирной жизнью. Все чувства и смыслы, которыми мы наделяем окружающий нас мир, время методично стирает, превращая прошлое в безучастную и лишенную красок субстанцию.

Рак убивал ее несколько месяцев, и им оставалось только ждать неизбежного конца. Он неделями сидел у ее кровати и держал за руку. «А помнишь тот патефон?» — спрашивал он. Или: «Как думаешь, а что стало с миссис Мьюитт?»

Эти вопросы неизменно вызывали у нее слабую улыбку. Иногда она набиралась сил и наказывала ему не забыть подрезать деревья или просила рассказать историю со счастливым концом. А он нежно гладил ее по щеке и шепотом начинал: «Жила-была одна девочка, по имени Изабель. И такая отчаянная, что никто не мог с ней сравниться…»

Продолжая говорить, он разглядывал веснушки на ее руке, замечая, как опухли суставы на пальцах, а обручальное кольцо стало велико и свободно скользило по коже.

Когда она уже не могла пить, он вкладывал ей в рот кусочек влажной фланели, чтобы она могла сосать, и смазывал губы ланолином, чтобы они не трескались. Он гладил ее волосы, тронутые сединой и заплетенные в тяжелую косу. Он видел, каким неуверенным стало ее дыхание и с каким трудом ей давался каждый вздох. Совсем как у Люси, когда они нашли ее в ялике.

— Ты не жалеешь, что встретил меня, Том?

— Я родился для того, чтобы встретить тебя, Изз. Мне кажется, это и было моим предназначением в жизни, — ответил он и поцеловал в щеку.

Его губы помнили тот первый поцелуй на пляже много десятилетий назад, когда дул сильный ветер и садилось солнце. Отважная и отчаянная девчонка, слушавшая только свое сердце. Он помнил, как она любила Люси. Любила так беззаветно и пылко, что невозможно выразить словами, и, сложись все иначе, наверняка была бы за это вознаграждена.

На протяжении тридцати лет он каждый день старался показать Изабель, как сильно ее любит. Но теперь таких дней больше не будет. И скоро он уже ничего не сможет для нее сделать. Ощущение неминуемой и безвозвратной утраты заставило его решиться.

— Изз, — произнес он запинаясь. — Может, ты хочешь о чем-то спросить? Или что-то узнать? Ты только скажи. Я не очень-то разговорчив, но обещаю ответить и ничего не скрывать.