– Пусть так. Маркуса вот привезли домой из Ирландии. – Джоанна с трудом сглотнула. – Хотя я была слишком слаба, чтобы пойти на похороны.
– Соболезную, солнце. Но вот тебе живой пример. Так почему же сэр Джеймс не привез сюда свою любимую? Может, она все-таки не умерла?
– Не знаю. Можно мне сэндвич? Я жутко проголодалась.
– Конечно. С сыром?
– Ага.
Перекрикивая гомон голосов, Алек заказал сэндвич и еще напитки.
– В любом случае сейчас ей было бы за девяносто, так что шансы, что она жива или находится в здравом уме, не слишком велики.
– Ты в самом деле думаешь, что она все еще может быть жива? И тоже замешана в этом деле?
– Кто знает, Джо. Все возможно. – Алек отхлебнул пива.
– Алек, все это очень интересно, но я уже сказала, что покончила с расследованием.
– Ну, это как знаешь, солнце.
– Да и как найти того, кто, судя по всему, умер почти шестьдесят лет назад?
– Ах, Джо, в этом-то вся хитрость нашего ремесла. Всегда есть способ что-то выяснить, если правильно спрашивать.
– И как же нужно спросить?
– Через извещение на странице некрологов. Их читает любая старая карга, чтобы узнать, не сыграл ли в ящик кто-нибудь из знакомых. Давай, Джо, ешь сэндвич. Тебе не помешает немного поправиться.
* * *
В тот вечер Джоанна приехала домой совершенно без сил и наполнила себе ванну. После чистого воздуха Йоркшира Лондон, как и она сама, казался грязным. Потом, надев халат и пушистые тапочки, Джо уселась на диван в гостиной и вновь задалась вопросом, не слишком ли быстро вернулась. В Йоркшире она хотя бы чувствовала себя в безопасности и не была так одинока, как сейчас.
Джоанна потянулась к стопке почты, скопившейся за время ее отсутствия, и начала открывать конверты. Среди них нашлось милое письмо от Зои Харрисон. Сестра Маркуса радовалась, что Джо вернулась в Лондон, и предлагала как-нибудь вместе пообедать. Кроме того, набралось огромное количество неоплаченных счетов, и Джоанна снова возблагодарила небо, что смогла вернуться на работу. Когда она сортировала письма на «важные» и «бесполезные», на пол из стопки выскользнул тонкий белый конверт. На нем значилось только ее имя, написанное от руки.
Джоанна подняла его и вскрыла.
Милая Джо, прошу, не рви сразу это письмо. Знаю, я повел себя как полный засранец. Когда я понял, насколько ранил и разозлил тебя, то, признаюсь честно, возненавидел себя как никогда в жизни. Я с самого детства винил других в своих проблемах и теперь наконец понял, что вел себя как трус. Я даже не осмелился сказать тебе правду о деньгах. Я тебя не заслу– живал. Как только мы встретились в том ресторане, я сразу понял, что ты особенная, непохожая на других, и захотел быть с тобой. Ты невероятная женщина, сильная и храбрая, и рядом с тобой я чувствую, насколько жалок. Вероятно, ты сейчас качаешь головой – если еще не выбросила письмо в мусорное ведро. Я не самый романтичный человек и не умею четко выражать мысли, но здесь я обнажаю перед тобой свое сердце. Джоанна Хаслам, я в самом деле люблю тебя. Мне никак не изменить прошлое, но я надеюсь, что смогу повлиять на будущее. Если ты все же сумеешь меня простить, я хочу ради тебя измениться к лучшему. И показать, каким могу быть. Снова повторюсь: я люблю тебя. Маркус P. S. Я не рассказывал газетчикам о Зои. Она моя сестра. Я бы никогда так с ней не поступил.