Светлый фон

– Где? Во сколько?

– Вечером после работы я проследила за ней до дома, а вчера утром – до Кенсингтона. Она вошла в здание офиса и – хоп! – больше не появилась.

– Возможно, работала там ночью над статьей.

– Так я и подумала. Однако сегодня утром вошла в приемную и попросила о встрече с ней. Мне сказали, что ее нет, заболела.

– Вы заходили к ней домой?

– Конечно. Там никого нет. Не знаю, как она выбралась, мистер Дженкинс, но точно каким-то образом ускользнула.

– Думаю, вы понимаете, что это не слишком хорошо, Берроуз. Изложите все в отчете. Я спущусь, как только поговорю с коллегой.

– Да, сэр. Простите, мистер Дженкинс.

Дождавшись, пока Моника выйдет из кабинета, Лоуренс Дженкинс позвонил на верхний этаж.

– Говорит Дженкинс. Эта Хаслам снова исчезла. Я приставил к ней Берроуз… вы ведь сказали, что нужно просто наблюдать. И прошлым вечером она потеряла объект. Да, сэр, сейчас поднимусь.

* * *

Подойдя к окну своей спальни под самой крышей Хейкрофт-хауса, Саймон окинул взглядом раскинувшийся внизу сад. В увитой розами беседке он заметил Зои; запрокинув голову в соломенной шляпке, она подставила милое личико лучам солнца.

Саймон тяжело вздохнул. Они приехали из Лондона два дня назад, поздно вечером, и он сразу поднялся в свою спальню. Последние несколько дней ему пришлось чертовски тяжело. По долгу службы Саймон был вынужден двадцать четыре часа в сутки находиться рядом с женщиной, которую любил, без какой-либо возможности сбежать или сделать передышку. Но она принадлежала другому, и он, чтобы сохранить рассудок, не нашел ничего лучше, чем замкнуться в себе. Раз за разом Саймон отвергал все проявления ее доброты и ненавидел себя за смятение и боль, которые читались в глазах Зои.

В кармане завибрировал мобильный, и он взял трубку.

– Сэр?

– Вы что-нибудь слышали о Хаслам?

– Нет. А что?

– Она вновь куда-то пропала. Вы, кажется, сказали, что она потеряла след.

– Так и было, сэр. Она точно скрывается намеренно? Возможно, причины ее отсутствия совершенно невинны.

– В этой ситуации нет ничего невинного, Уорбертон. Когда вы возвращаетесь в Лондон?