— Нет.

— Почему это?

— А ты своим женщинам все рассказываешь?

— Ни хрена я им не рассказываю, но ты почувствительней меня. И потом, у нее же твой ребенок в животе.

— Верно. — Он поднял глаза вверх, к медному потолку. — Я ей пока не сказал, потому что не знаю, как это сделать.

— Да запросто, — отозвался Дион. — Скажи: «Детка, крошка, золотце, помнишь ту девчонку, за которой я ухлестывал еще до тебя? Я еще тебе говорил, что она померла? Ну так вот, она живехонька, обитает в своем родном городке и все еще выглядит довольно аппетитно. Кстати, об аппетитном, что у нас на обед?»

Сэл, стоявший у дверей, потупился, чтобы скрыть смешок.

— Доволен собой? — спросил Джо у Диона.

— Как всегда, — отозвался Дион; под его тушей скрипело кресло.

— Ди, — произнес Джо, — мы сейчас говорим о шести годах ярости, о шести годах, когда… — Джо махнул руками в воздухе, не в силах облечь это в слова. — Из-за этой ярости я выжил в Чарлстауне, из-за нее я чуть не сбросил Мазо с долбаной крыши, из-за нее я выставил Альберта Уайта из Тампы, из-за нее, черт побери, я…

— Отгрохал целую империю. Тоже из-за нее.

— Ну да.

— Так что, когда увидишь эту нашу знакомую, передай от меня спасибо, — попросил Дион.

Джо открыл рот, но не мог придумать, что на это ответить.

— Слушай, — продолжал Дион, — мне эта баба никогда не нравилась, сам знаешь. Но она как-то сумела тебя вдохновить, шеф. Тут уж сомнений нет. Я потому и спрашиваю, рассказал ты Грасиэле: она-то мне нравится. Даже очень.

— И мне тоже, — вставил Сэл, и они оба на него поглядели. Он поднял правую руку (в левой был «томпсон»). — Извиняюсь.

— Мы разговариваем определенным образом, — нравоучительно заметил ему Дион, — потому что в детстве мы все время друг друга тузили. Для тебя он навсегда останется боссом.

— Больше не повторится.

Дион снова повернулся к Джо.

— Мы не колотили друг друга в детстве, — возразил Джо.