От страха и волнения ее сердце тяжело колотилось о ребра. Петля на шее натянулась, и голова Мэри мотнулась назад, но палач всего лишь распутал веревку и накинул конец на перекладину. Он завязал ее крепким узлом, как моряк, собирающийся выйти в открытое море, и толпа шумно захлопала.

Затем он подошел к телеге. В руках у него был небольшой белый мешок.

– Прости меня, – без особого сожаления пробормотал он.

Последняя возможность ощутить тепло человеческой кожи. Поддавшись порыву, Мэри поцеловала палача в колючую щеку. Он слегка дернулся, но все же не отстранился и не утер лицо. Еще секунда – и он надел белый мешок ей на голову.

Наступила темнота. Палач спрыгнул на землю, и телегу качнуло.

Ткань мешка была грубой, и у Мэри сразу же зачесались нос и виски. Она даже не догадалась последний раз взглянуть на мир. Надо было до последнего смотреть на небо. Сквозь пыльную мешковину все же пробивалось немного света. Мэри напрягла слух, чтобы не пропустить, как палач шлепнет лошадь. Что, если она не услышит его за шумом толпы? Что, если веревка сразу дернет ее за горло, медленно поднимая тело в воздух? Страх стучался ей в грудь, словно сборщик податей, который не желает больше ждать.

В трудные времена вспомни о своей тезке, Мэри. Этот голос у нее в голове, мягкий, словно шелк. Мэри почти чувствовала ласковую руку миссис Джонс в своей ладони.

Пусть королева Шотландская послужит тебе достойным примером.

Так и будет. Она прыгнет выше шпиля церкви Святой Марии.

Иди же, девочка.

Горожане ахнут и закроют лица руками, когда увидят, как она взлетит в небо, словно темный ангел.

Пора, моя дорогая.

Свист палача, едва ли не веселый. Плач ребенка.

Мэри?

Шлепок, такой знакомый.