Вот в это время и появился ваш «Нечай»… Просто подкараулил, дал номер счета, и сказал, что у меня есть всего три дня, как они пройдут, он начнет предпринимать некие меры, которые очень быстро сведут Виталика и сына в могилу… Я не успела, и сын покинул нас. Этот гад ли виноват в этом или это само собой произошло — не столь важно. Я испугалась, не могла бороться, не было времени, ничего не было, а любой риск… Если бы этот человек потребовал бы все, я отдала бы не задумывась…

— А вы ничего не сказали о сыне…

— Зачем… Неужели вы не понимаете, что если будет муж, будут и дети… Не подумайте не верно — я очень люблю до сих пор и любила Никиточку, но я не могла страдать о двоих, это я могла отдавать только одному, и я предпочла мужа…, конечно, я предпринимала все возможное, я даже гораздо дольше была рядом с мальчиком моим, но душой — все время с мужем… — я ведь венчана не с сыном, а с супругом… Об этом можно много говорить, но…, я плакала об обоих, и потеряла двоих, сначала Никитку, потом…, через два месяца мужа…, себя я вновь обрела полтора месяца назад, но теперь появились вы… Я все сказала, что вам еще?!..

— И вы вот так просто перевел деньги?…

— Вы так ничего и не услышали…, конечно…, я так и думала, что это будет зря…

— Нет…, ну я, конечно, понимаю…, все, что вы сказали проникновенно, чувственно, я бы даже… — это ужасно, я бы, наверное, так не смог — не выдержал, что-нибудь там такое сделал… захотел бы убить этого «Нечая», тем более будь я таким стрелком, как вы… Разве вы не захотели?! — Следователь действительно был растроган, да и невозможно остаться равнодушным к такому, но он изо всех сил пытался «выполнить» свой долг, как ему казалось, что дособрав не хватающее в своей версии, у него получится, сделать ее полной и достаточной, хотя с самого начала, сам читатель понял бы ее несостоятельность, понимал и он, понимал, но не захотел, хотя бы проверить, поверив в ее верность безоглядно и безусловно.

Уже понимая абсурдность крутившейся мысли, Виктория, не сдерживаясь, выпалила:

— Да…, оооочень…, но это же ничего не объясняет и ничего не опровергает… — Самуил Цезаревич, будучи чрезвычайно воспитанным и терпеливым человеком, услышав такое, не смог сдержаться:

— Да вы что, «бессмертый», что ли?!

— В каком смысле?!

— Да в прямом, у вас что ни сердца, ни души, ни сознания, один ум с одной очень прямой извилиной, кричащей: «Моя версия верна»… Опомнитесь, любезный, Всеволод Яковлевич, опомнитесь — это даже не версия, это…, это какая-то плевра от девственности, которой уже нет! Я вам заявляю — мы будем готовиться, и очень сильно, и скрупулезно подойдем к каждой точке, к каждой запятой и букве вашего обвинения, и я вам обещаю, что кто бы в этом не был заинтересован…, да запретит вам Господь!..