— М-м, какой запах, — понюхала она и зачем-то протянула прозрачный пластиковый стаканчик расстроенному Коляну (вероятно, чтобы его утешить), — на, хоть понюхай.

Колян понюхал и, недолго думая, внезапно выхватил стаканчик из её руки и мгновенно опрокинул в себя его содержимое. Заплывшие глаза его вдруг широко раскрылись, как от втянутой в ноздрю дорожки с кокаином или как от пущенного по вене героина, затем на лице его появилась улыбка идиота, а из губ его один за другим посыпались непристойные выражения, обозначавшие женщину лёгкого поведения и различные процессы получения удовольствия с ней. Иногда, правда, среди матерных слов проскальзывали и обычные слова: «Вот это да!», «Вот это вставило!». Через минуту, как и было сказано, действие божественного напитка закончилось, возбуждение от его паров улетучилось, и Колян сник.

Расстроенной Маричке добродушная Даниэла налила ещё шесть капель, и с той произошла похожая история. Её глаза вдруг широко раскрылись, и на лице появились те же признаки эйфории, что и у Коляна. Правда, слышать обсценную лексику из её интеллигентных уст было несколько странно, хотя все вокруг понимали, что она испытывает высочайшее наслаждение, сравнимое лишь с сексом. Сжимая кулаки, она истошно кричала, словно в экстазе, и вопила на все лады: «А-а!», «У-у!», «О-о!». Соитие с невидимым суккубом продолжалось ровно минуту, после чего, достигнув в последний миг немыслимого оргазма, она в изнеможении затихла.

— Все наслаждения преходящи, — заметил стоявший в сторонке дьякон.

За несколько минут толпа разрослась настолько, что Михаилу для наведения порядка пришлось на пару метров отодвинуть людей от вожделенного напитка. Более того, не взирая на очередь, теперь уже он сам выбирал очередного счастливчика из толпы, указывая на того пальцем.

Заприметив в толпе знакомых Димонов, херувим тотчас подозвал их. К его удивлению, О'Димонотказался от приглашения, помотав отрицательно головой и оставшись на месте. Димон-А, напротив, расталкивая прочих, напролом ринулся к нему. Даниэла, в которой он с большим трудом узнал Дэна, налила ему шесть капель.

Как только амброзия оказалась у него во рту, разлившись нектаром по его языку и воспарив к нёбу, небо над ним вдруг стало ещё голубее, трава под его ногами — ещё зеленее, а лицо его самым счастливым на свете. Два дерева позади него превратились в величественный храм с двумя колоннами перед входом.

Вселенское счастье охватило его. И безмятежный покой. И ощущение божественности всего происходящего. Димон-А присел на валявшееся рядом бревно, которое под его задницей мгновенно превратилось в трон, и торжественно произнёс: