Он зажмурился, а когда вновь открыл глаза, то увидел отделившуюся от тучки искрящуюся точку, которая стремительно опускалась вниз по кривой, словно сверкающий огонь фейерверка. Приближаясь к земле, огненная искорка вначале походила на пятиконечную звезду, а затем на крошечного планирующего человечка, широко расправившего в стороны руки и ноги.

Решив, что летящий по небосклону человек-звезда явился следствием его прямого взгляда на солнце, дьякон опять зажмурился и потряс головой. Открыв глаза, он вновь глянул на небо, голубеющее над зелёной листвой, и с удовлетворением отметил, что ничего более перед глазами его уже не сверкало.

Неожиданно из-за цветущего рядом тернового куста кто-то тихо и как бы удивлённо назвал его фамилию:

— Кадош?

О. Егорий повернул голову в ту сторону, откуда раздавался голос, но никого за громадным густым кустом, усыпанном белыми соцветиями, не увидел.

— Георгий? — вновь кто-то, словно вопрошая его, назвал его по имени, которое дано было ему при рождении.

О. Егорий присмотрелся и вдруг заметил в сплошном белоснежном кружеве куста, в котором не было ни единого зелёного листика, едва видимые при свете дня проблески огня. Словно куст был объят тонкими язычками пламени. Подойдя ближе, он понял, что пылал не сам терновый куст, а, видимо, что-то полыхало за ним.

— Викторович? — вновь кто-то, словно пытаясь убедиться, что перед ним тот, кто ему нужен, назвал дьякона по отчеству, которым его давно уже никто не называл.

Голос шёл откуда-то сверху. О. Егорий запрокинул голову и раскрыл рот от изумления: за двухметровым терновым кустом стоял подсвеченный лучезарным сиянием пятиметровый нефелим. Чем-то похожий на тех двух Высоких гостей, сидевших в своих пирамидальных престолах на Страшном Суде, и которых инквизитор видел всего два часа назад.

Только сейчас было не понятно, кто же из них на этот раз пожаловал сюда — сам Господь или Сатана? Тот, кто сошёл на его глазах в преисподнюю, или тот, кто вознёсся в небеса? Поскольку у этого исполина, слетевшего с небес, не было ни рогов, ни копыт, ни козлиной, ни ослиной морды. Вполне возможно, что это был ктото третий.

Стоявший за неопалимой купиной исполин был точной копией человека, но какой! У него было сияющее ангельское лицо с длинными кудрями, а нагой фигурой своей, почти прозрачной и словно сотканной из фосфорического света, он чем-то напоминал пятиметровую беломраморную статую Давида, созданную в эпоху Возрождения гениальным Микеланджело Буонаротти.

Кроме пояса с круглой пряжкой, в которой золотистым светом лучилась монограммма NK, на нём ничего не было. Возвышаясь над терновым кустом, срамное место нефелима — необрезанный член с мошонкой — находилось прямо перед глазами инквизитора и так сильно смущало его целомудрие, что он невольно отвёл голову в сторону.