Светлый фон

(— Знаешь, милая, по правде говоря, меня все время что-нибудь беспокоит — если не печень, то спондилит.)

(— Да, да, понимаю. А у меня плохо с ногами и еще хуже с сердцем. Позавчера вечером, нет, это было, кажется, позапозавчера, я уж было подумала...)

«Да, дорогая Ханнелора, лет через двадцать то же самое ожидает и тебя. Впрочем, больной печени, кажется, совершенно не вредят сбитые сливки, а та, что с больным сердцем (в ней, по меньшей мере, девяносто килограммов живого веса), уплетает торт с завидным аппетитом, ну и слава богу. Хорошо, что я равнодушна к сладостям, а то бы тоже чересчур располнела. Но когда у тебя рост метр и пятьдесят четыре сантиметра, пятидесяти килограммов вполне достаточно. Фамилия «Лангерганс» совсем мне не подходит, так же как и ему при росте метр восемьдесят не подходит фамилия «Курц[1]». Но забудем на минуту господина Курца и послушаем почтенных дам. Они теперь остановились на теме «семья».

(— Ну, а что до моей новой невестки, то я против нее ничего не имею. Она, в общем, довольно мила. И все же не о такой жене для сына мечтала я когда-то.)

«Охотно верю! Хотела бы я видеть невестку, от которой свекровь была бы в восторге. Моя свекровь, например, меня не выносила. А что касается моей собственной невестки... Ладно, замнем. Не мне же жить с ней, а Виктору».

(— Наша младшая меня беспокоит. Всегда такая замкнутая и неприветливая! И в кого она только? Мы с мужем предельно общительные люди. Ума не приложу, как у нас мог получиться такой ребенок.)

«Ну, если ты не знаешь, как получился твой ребенок, то я-то совершенно точно знаю, как получился мой. Я бродила по лесу, радуясь, что последний выпускной экзамен позади. «Бродил я лесом... В глуши его Найти не чаял Я ничего[2]». И вдруг нашла — но не цветок, а плачущего солдата. Руками он обхватил ствол, лицом прижался к шершавой коре. Я застыла на месте. Солдаты должны побеждать, а не плакать. Правда, в последнее время с победой что-то не клеилось. Увидев меня, он побежал прочь. Я заметила, что он совсем еще юнец, вряд ли старше меня. И помчалась за ним, зачем — сама не знаю. Возможно, я отношусь к тому сорту женщин, которые бегают за мужчинами. Солдата я, впрочем, скоро догнала. Он зацепился ногой за корень и растянулся во весь рост. Я помогла ему встать, он только немного ушибся. «Повезло», — сказала я. «Не везет», — сказал он, так как на следующий день ему нужно было на фронт. Я не нашлась, что ответить. Мне вспомнилось, что у нас по соседству один военный застрелился в последний день отпуска. Моего солдата звали Инго Лангерганс. Я решила пригласить его к нам и немного развеселить. Вопреки ожиданию, мне это удалось довольно легко. Помогло вино из крыжовника, которым нас угостила мать. Она была очень любезна с Инго, как и со всяким представителем мужского пола, и мы веселились вовсю, хоть и пили одну кислятину. Когда пришел господин Матушат, с которым мать по нескольку раз в неделю обсуждала неотложные дела, она попросила нас удалиться. Я пошла провожать Инго до казармы, выбрав самый кружной путь. Его мрачное настроение улетучилось. Я по-матерински заклинала его беречь себя, но, к сожалению, сама позабыла уберечься. Говорят, первый мужчина — важное событие в жизни каждой девушки. Но у меня было не так. На следующее утро я проснулась со страшной головной болью. И потом часто вспоминала об этом похмелье, но не об Инго Лангергансе. Пока от него с фронта не пришло первое письмо с приветом «твоей старушке»! Мать взвилась от злости. Ей было всего тридцать восемь, и, по ее словам, она выглядела не старше меня. С тех пор как отец пропал без вести, она жила в свое удовольствие. Мой отец был агентом по продаже витаминов и тонизирующих средств, вегетарианцем и человеком строгих правил. Он редко бывал дома, но всегда приезжал неожиданно, в результате каждый раз возникал скандал. Однажды он нагрянул, когда мы с матерью наслаждались сочным шницелем. В другой раз приехал, когда мать ушла с одним знакомым в кино. Иногда он появлялся и тогда, когда мать не уходила с очередным знакомым в кино. Но каждый раз поднимался ужасный шум, а наутро отец был смирный, как ягненок, — загадка, над которой я в детстве часто ломала голову. Я любила своего отца, хотя он и был строг со мной. («Яблоко от яблони недалеко падает».) Он с готовностью платил за меня в школу. («Необразованность — главная причина легкомысленного поведения твоей матери».) Так ли это, не берусь судить, знаю только, что, когда он пропал без вести, мать отнюдь не сочла, что для нее все пропало. Она даже расцвела и цвела вплоть до того дня, когда вдруг выяснилось, что привет «старушке» был адресован — увы! — по назначению. Я сделала ее бабушкой!