Светлый фон

С каким наслаждением он выпил целый стакан! Сознание прояснялось… «Это Федосеюшка…»

— Благодарю вас!.. Идите… Мне больше ничего не нужно…

— Ничего… Я посижу…

— Нет, уходите!.. Я этого не люблю! — нетерпеливо крикнул он. И когда она пошла в двери, он добавил мягко: — Спасибо вам!.. Какой вкусный морс!..

Он опять забылся… Он видел реющие белые тени, которые скользили и исчезали во мраке… Рыдающими звуками он окликал их… Он ловил их горячими, сухими руками и с бессильным стоном падал навзничь… Один раз он даже заплакал, как обиженный ребенок… Страсть жалила его тело, зажигала его кровь, рождала кошмары… Он впадал в беспамятство и метался по подушкам.

Вдруг греза стала реальностью… Белая тень не исчезала, а стояла в двух шагах от кровати.

— Лиза! — позвал он, стонуще и страстно, протягивая к ней руки…

Мгновенно спали одежды… Худое, безумно любимое тело, странно-знакомое и чуждое в то же время, — как это бывает во сне, — затрепетало под его жадными руками… Волна наслаждения так стремительно поднялась и захлестнула сознание, что реальный мир исчез мгновенно. С глухим криком бешеной, больной страсти он смял и раздавил это тело… Казалось, знойный вихрь подхватил его и бросил в пучину забвения, во мрак Небытия.

…………………………

На другой день Лиза сидела у изголовья больного и с жутким волнением прислушивалась к его бреду… Он выдавал все тайны… Он говорил с Бессоновой, с каким-то Николаем Павловичем… называл имена… расточал Лизе самые страстные признания…

— Боже мой! Принесите льду! — крикнула она, кидаясь к Федосеюшке.

За Лизой прислала Анна Порфирьевна, встревоженная этим бредом. Она отослала Федосеюшку, дежурившую всю ночь.

«Безумная!.. Зачем я проспала? — каялась Лиза. — И что могла понять и подслушать халдейка? Неужели мы в ее руках?!»

К двенадцати Потапов очнулся. Он покрыл поцелуями руки Лизы. Он разом вспомнил все…

— Милая! Какое это было блаженство!.. Лизанька… Как мне благодарить тебя за такой порыв?!

Ей опять показалось, что он бредит.

— Но я ничего не помню, что было потом… Прости!.. Я лишился чувств, должно быть… Ты ушла или оставалась потом?

— Я не понимаю тебя. Я ничего не понимаю…

— Нет!.. Нет!.. Не говори так! — крикнул он с незнакомой ей страстностью. — Не отравляй моего счастья! До этой минуты я считал себя нищим… О, я глупец!

Она молчала, чувствуя, что в сердце ее словно попала льдинка.