Со своей кузиной Эллой Хейниш Клара тоже была приветлива. Она похвалила Феликса за безупречное поведение и стала уверять, что он ничуть не был ей в тягость. Феликс ждал, что она обратит внимание его матери на то, как он похудел, но Клара, казалось, забыла об этом. Не заметила этого и его мать, потому что начала возбужденно — чего обычно не бывало — рассказывать о своей поездке. Клара слушала ее несколько минут, потом извинилась и ушла, не объясняя причин.

Феликс и его мать находились в большой гостиной одни. Они стояли молча, в смущении, пока наконец не появилась Агнес с коричневым деревянным чемоданом.

Когда они шли по дорожке к воротам, то услышали из квартиры Клары музыку. Это была любимая Кларина песня, Феликс знал ее, Клара часто заводила эту пластинку. Звуки скрипки взмывали вверх, достигая мучительной высоты, и чей-то голос пел: «Закрой глаза и мечтай, строй воздушные замки».

Элла Хейниш ненадолго остановилась.

— В этом вся Клара, — сказала она и покачала головой. Потом толкнула сына вперед и сказала:

— Ну иди. Теперь мы отправимся назад к твоему отцу.

— Вы должны иметь в виду, — сказал эксперт Юлиусу Лётцу, — что этот автограф представляет собой настоящую редкость. Перед вами одна из первых сигнатур, заменивших в четырнадцатом веке исполнительный знак. Редкий экземпляр. И с точки зрения содержания тоже необычайно интересный.

— Вы правы, — сказал Юлиус Лётц и положил лупу. — Позвольте мне обдумать это дело день-два.

Когда он вышел на улицу, как раз начался сильный ливень. «Апрельская погода, — подумал Юлиус Лётц и застегнул пальто. — Она такая же непостоянная, как мое нынешнее расположение духа».

Он твердо намеревался купить автограф, он уже давно разыскивал экземпляр этой эпохи, звонок продавца привел его в состояние радостного ожидания. Однако, когда он взял документ в руки, тот показался ему выцветшим и каким-то незначительным, хотя он и знал, что неправ. Так часто случалось в последнее время: он хотел что-то сделать и все же не делал, просто из плохого настроения. «Я стар, — подумал Юлиус Лётц, — теперь на это уже невозможно закрывать глаза». Он начал насвистывать про себя мелодию «Иду к Максиму я…», это ему часто помогало. Однако обнаружил, что некоторые прохожие стали оглядываться на него, и понял, что он свистит вслух. «Как неприятно, — подумал он, — я не только стар, но еще и чувствителен. Здесь поможет только бегство вперед».

У ближайшего киоска с цветами он долго и тщательно выбирал три желтые розы.

— Пожалуйста, без аспарагуса, одних роз вполне достаточно, — и попросил завернуть их так, чтобы были видны головки цветов.