Маджиде широко раскрытыми глазами смотрела на него. Потом, так же как Омер, оперлась о стол и приблизила к нему свое лицо.

— А разве есть другие причины? — спросила она как человек, умеющий владеть собой, но не скрывающий своей тревоги. — Почему же ты не говоришь о них? Или ты уже не находишь нужным делиться со мной?

Их взгляды скрестились: ее — недоуменный, но решительный, и его — неискренний, со злобным прищуром. За пыльными, слегка запотевшими стеклами его очков, казалось, вспыхивают огоньки, на щеках вздулись желваки. Какой-то внутренний импульс вынуждал его пристально всматриваться в лицо Маджиде, словно он надеялся прочесть на нем нечто исключительно важное, найти, разгадать и… уничтожить.

Маджиде медленно протянула руки и коснулась ладоней Омера. Он, так и не обнаружив в ее лице ничего, что могло бы усилить его подозрения, обесси-ленно опустился на стул и, не вынимая своих рук из рук Маджиде, уронил голову на стол. «Я уже стал бояться всех и скоро начну всех подозревать, — пронеслось в его голове. — Как я докатился до этого? Как мне пришла в голову мысль, что Маджиде догадывается и скрывает правду от меня? Ну не идиот ли я! Откуда ей знать, каков я на самом деле?! Она и понятия не имеет, до чего я дошел, какой опасности подвергал себя. Как настоящий преступник, я становлюсь жертвой собственной подозрительности. Если бы тот, в магазине, и впрямь что-нибудь заметил или только заподозрил, он тотчас схватил бы меня за руку. А мне, дураку, казалось, будто он выслеживал меня до самого дома. Делать ему нечего! И как после всего этого я обращаюсь со своей женой, которая терпеливо ждала меня весь вечер! В чем она провинилась передо мной? Я опускаюсь все больше и больше, и это становится заметно по всему. А бедная Маджиде истолковала перемены в моей внешности и поведении так невинно, что впору расплакаться. Она полагает, будто я расстраиваюсь из-за отсутствия денег, и даже не подозревает, каких глубин достиг я в своем нравственном падении. Увы, я рассчитывал, что она не только будет понимать меня всегда и во всем, но и спасет меня, поможет очиститься. Вместо того я, опускаясь сам, увлекаю ее за собой. Но разве я умышленно делаю это? Разве преследую какую-то гнусную цель? И потом, как я смею лгать ей в глаза, будто отсутствие денег не имеет для меня никакого значения? О, этот проклятый дьявол внутри меня!.. Ужасное чувство влечет меня ко всему, что запретно или недоступно, заставляет тосковать о несбыточном.

Именно меня, который всю жизнь гордился своей независимостью от материальных благ! Несчастная пара шелковых чулок! О господи! Пара чулок… Впрочем, дело не просто в них. Все гораздо сложнее. Случившееся в магазине тем более безобразно, что произошло как будто против моей воли. Потные пальцы, скользкая, сама прячущаяся в ладони ткань. Все это так. Но почему я сразу не положил их на место? Да все потому же — в самой сокровенной части моей души владычествует дьявол. Любой мой проступок — проявление его воли. Может быть, рассказать обо всем Маджиде? Она не поймет. Но сколько можно скрывать от нее? Зачем тогда я привел ее сюда? Зачем затеял все это! Зачем вверг ее в этот ад, если души наши будут разобщены?»