— Я скучал по тебе, — вдруг сказал он.

— Да? — спокойно спросила Клеопатра, словно это не очень интересовало ее.

— Да, все больше и больше. Смешно. Я всегда думал, что со временем скучаешь по человеку все меньше, но желание видеть тебя со временем только усилилось. И больше я ждать не мог.

Женская тактика:

— Как твоя жена?

— Октавия? Мила, как всегда. Самая восхитительная женщина.

— Такое о женщине нельзя говорить другой женщине.

— А почему? С каких это пор Марк Антоний влюблялся в добродетель, великодушие или доброту в женщине? Я жалею ее.

— То есть ты думаешь, что она любит тебя.

— В этом я не сомневаюсь. Не проходит и дня, чтобы она не говорила, что любит меня, или не писала в письме, если мы не вместе. Здесь, в Антиохии, мой ящик для писем уже переполнен. — На лице его появилась скука. — Она рассказывает мне о детях, о том, что делает Октавиан — по крайней мере, о том, что ей известно, — и обо всем, что, по ее мнению, должно меня интересовать. Но никогда ни слова о Ливии Друзилле. Она не одобряет отношение жены Октавиана к его дочери от Скрибонии.

— А сама Ливия Друзилла уже родила? Я не слышала об этом.

— Нет. Бесплодна, как ливийская пустыня.

— Так может быть, это вина Октавиана.

— Да мне все равно, чья это вина! — в сердцах крикнул он.

— А тебе должно быть не все равно, Антоний.

В ответ он пересел на ее ложе, прижал ее к себе.

— Я хочу заняться с тобой любовью.

Ах, она уже забыла его запах. Как он возбуждал ее! Запах чистоты и загорелой кожи, без малейшего восточного оттенка. Он ел пищу своего народа, не злоупотреблял кардамоном и корицей, любимыми специями на Востоке. Поэтому его кожа не выделяла их остаточных масел.

Оглядевшись, Клеопатра поняла, что слуги ушли и что никому, даже Цезариону, не разрешат войти. Она взяла его руку, положила себе на грудь, пополневшую после рождения близнецов.

— Я тоже скучала по тебе, — солгала она, чувствуя, как желание растет в ней и заполняет ее всю.