— Че, Карлос…

— Минутку, — сказал Карлос. — Она мне просто выворачивает руку, посмотри.

— Ущипни ее, и все дела, — сразу отпустит. Послушай, мне пришла в голову занятная мысль: а может, старички правы. Ты захватил револьвер?

— Нет, наверное, он у Атилио, — удивленно сказал Лопес.

— Сомневаюсь. Когда я собирал чемодан, то обнаружил, что кольт исчез вместе со всеми патронами. Поскольку он не был моим, я подумал, что это справедливо. Надо спросить у Атилио, но я уверен, что и у него железку тиснули. И вот еще о чем я подумал: вы ведь с Медрано ходили в парикмахерскую, так?

— В парикмахерскую? Погоди-ка, да, ходили, вчера. Неужели это было вчера? Кажется, прошло столько времени. Да, действительно ходили.

— И вот я думаю, — сказал Рауль, — почему вы не расспросили парикмахера насчет кормы? Наверняка не расспросили.

— По правде говоря, нет, — оторопел Лопес. — Нам было так хорошо, мы разговаривали о том о сем. Медрано был такой обаятельный, такой… И теперь эти типы цинично утверждают, что все было совсем иначе…

— Так вот насчет парикмахера, — сказал Рауль. — Тебя не удивляет, что, с одной стороны, мы все бились-искали, как бы выйти на корму, а с другой…

Паула почти не слушала их, она переводила взгляд с одного на другого и думала, сколько же они будут пережевывать это дело. Настоящими изобретателями прошлого были мужчины, а ее беспокоило то, что ждет впереди, если ее вообще что-то беспокоило. Каким будет Ямайка Джон в Буэнос-Айресе? Не таким, как на пароходе, не таким, как сейчас, город поджидает их, чтобы изменить, чтобы вернуть им все, что они, поднявшись на борт, отбросили от себя вместе с галстуком или телефонной книжкой. Там Лопес всего-навсего преподаватель, обыкновенный учитель, который должен подниматься в половине восьмого, чтобы идти обучать герундию с девяти сорока пяти или с одиннадцати пятнадцати. «Какой кошмар, — подумала Паула. — А еще страшнее — когда он увидит меня там, это будет страшнее, гораздо страшнее». Но зачем беспокоиться? Им так хорошо сейчас бездумно сплетать руки, переглядываться, показывать друг дружке язык, или вдруг спросить Рауля, не кажется ли ему, что они — идеальная пара.

Атилио первый различил трубы, башни, небоскребы, и, разволновавшись, пошел по проходу. Всю дорогу он изнывал от скуки между Нелли и доньей Роситой, а кроме того пришлось оказывать внимание и матери Нелли, на которую полет так подействовал, что она то разражалась слезами, то путанными семейными воспоминаниями.

— Глядите, глядите, мы уже над рекой, если приглядеться, виден мост Авельянеда! Вот дела: плыли туда целых три дня, а возвращаемся: два пинка под зад — и мы на месте.