– Уф-ф, – вздохнул Музыкант.

«Все это хорошо, конечно, – размышлял он, – но многовато рационализма. А что лично меня убедило бы, если бы такой вопрос передо мной встал?.. Когда мне почему-либо бывает трудно и муторно, я просто смотрю на икону, на лик Христа, и для меня это – единственный ответ на все вопросы. И тогда вся моя мелкая "правда", мой ропот на судьбу, мои капризы и нытье, грязный ил сомнений и уныния, принесенный в душу злобными духами, исчезают под любящим взглядом Спасителя… Что из того, что сатана говорит правдоподобно? Но все равно он не способен утешить, не способен помочь, не способен утешиться сам…»

В этот момент Музыкант услышал мелодию. Музыка зазвучала вдалеке, но с каждым тактом приближалась, принимая все более ясные очертания. Одновременно с этим в уме проявились первые слова нарождающейся песни. Он взял гитару, блокнот и ручку, и стал сочинять. Вскоре песня была готова, он назвал ее «Мертвый свет. Прозрение»:

Мертвый лёд в его руках,

ни надежды, ни прощенья.

Он танцует на костях

и не чает Воскресенья.

Падший ангел Люцифер

в канделябрах гасит свечи.

Поднебесный браконьер

не спасёт и не излечит,

не утешит никогда,

не утешится в печали.

Слёзы – мертвая вода.

Кем мы были? Кем мы стали?

Музыкант подошел к застекленной стене балкона. Посмотрел на ночной город. В песне удалось выразить то, что он чувствовал сейчас… «По-моему, в десятку, – подумал он. – Только вот для Агнии песня сейчас не подходит. Не то».