Подняв до конца молнию, Элиа оттащил мешок в угол.

– Ночью вынесу его отсюда, – негромко сказал он и, оглядевшись, заметил на кровати грязное армейское покрывало.

Подхватил его и накрыл мешок.

– Собаке – собачья смерть, – констатировал он. – Можешь считать мои слова эпитафией. И подотри пол, я тут, кажется, наследил немного…

– А что мы скажем ей?

– Скажем пока, что Боб удрал. Необязательно ей знать всю правду, тем более, что правда эта ничего не даст.

Джейн постепенно пришла в себя. Опустила руки и встала, но не сразу, а поэтапно – сначала на колени, затем во весь рост. И тут увидела капельницу, а под ней – мёртвого Майкла.

И вновь завыла, но уже гораздо тише, а на её глазах, может быть впервые за взрослую жизнь, выступили слёзы.

– Он что, живой? – внезапно прекратив выть, спросила она, указывая дрожащим пальцем на капельницу.

– Какая тебе разница, Джейн, жив он или мёртв? – спросил Элиа. – Разве не ты довела его до этого?

– Хватит, Элиа, – неожиданно резко вмешалась Аделаида. – Бедняжке и так плохо. Джейн, хочешь, я принесу капельницу и для тебя? Принести?

Джейн растерянно посмотрела на Аделаиду, перевела взгляд на Элиа, затем вновь взглянула на Аделаиду.

– Вы оба так себя ведёте, будто ничего не произошло, – сказала она. – Вы что, ничего не поняли?

– Всё мы поняли, Джейн, – сказал Элиа. – Ты лучше подумай о том, что натворила. Подумай, Джейн.

Джейн вновь затрясло. Она залезла на диван, подобрала под себя ноги и обхватила руками колени, явно пытаясь унять несвоевременно начавшийся нервный припадок.

– А где Б-б-б-б-об? – дрожа, спросила она, когда вновь обрела способность говорить.

– Удрал твой Боб.

– Удрал? А к-к-к-то мне… – тут Джейн запнулась и, затравленно оглядываясь, повторила, но уже отрывисто и без всякой дрожи: – А кто мне дозу даст? Я же сдохну от ломки.

– Так это же замечательно, – сказал Элиа. – Боль – лучшее средство для прочистки мозгов. Иди наверх, собирайся. Мы завтра же едем в клинику.