Каган молчал, пристальным взглядом впился в изможденное лицо мудреца. Тот съежился и, косясь на грозного кагана, заговорил тихо:

– На что мне золото, когда я люблю горы, тишину и размышления? Могу ли я управлять целой областью, когда я не знаю, как управлять собой? Всех прекрасных пленных девушек выдай замуж за благородных юношей. Мне не нужно дворца: размышлять я могу, стоя на камне… Я изучал все мудрейшие книги, какие были написаны самыми знаменитыми китайскими учеными, и для меня больше нет тайн. Я могу сказать тебе точную истину: есть много средств, чтобы увеличить силы человека, излечить его от болезни и оберегать его жизнь, но нет и не было лекарства, чтобы сделать его бессмертным…

Задумался Чингисхан и, опустив голову, долго молчал. Перестали скрипеть тростники писцов, заносивших в книги слова разговора. Слышно было только потрескивание оплывших восковых свечей. Наконец каган сказал:

– У наших монгольских стариков есть поговорка: «Говорящий правду умирает не от болезни», – кто-нибудь от злобы прикончит праведного раньше времени… Потому-то все люди стараются нагромоздить горы лжи… А ты, мудрый старик, проехавший десять тысяч ли, чтобы повидать меня, ты один не побоялся сказать правду, что средства стать бессмертным – нет! Ты чистосердечен и прям. Если у тебя есть просьба – говори! Обещаю ее исполнить.

Чан Чунь соединил ладони и склонился перед каганом.

– У меня просьба только одна, и я приехал через снега, горы и пустыни, чтобы сказать ее тебе: прекрати свои жестокие войны и повсюду среди народов водвори доброжелательный мир!

Брови Чингисхана переломились, потом сдвинулись. Лицо перекосилось. Задыхаясь, он стал кричать так, что у писцов тростинки запрыгали по бумаге:

– Чтобы всюду водворить мир, нужна война!.. Наши старики в степи не зря кричат: «Только когда ты убьешь твоего непримиримого врага, то и вдали и вблизи станет спокойно…» А я не разгромил еще моего старого врага, тангутского царя Бурханя! И вторая половина вселенной еще не под моей пятой… Могу ли я терпеть? Хотя ты и мудрец, но твоя просьба не деловая! Такими просьбами нас больше не обременяй!

Чингисхан приподнялся и, вцепившись в ручки трона, дрожа от ярости, прошипел:

– Разрешаем удалиться!

…Зиму этого года Чингисхан провел около Самарканда. Он не любил тесноты городов и жил в монгольском лагере.

Сперва выпало много дождя, так что вся земля пропиталась водой и проезд стал труден. Потом часто шел снег, и настал такой холод, что множество лошадей и волов замерзло и валялось по дорогам.

Мудрец Чан Чунь жил в бывшем загородном дворце хорезм-шаха «Кек-серай», окруженном садами. Там старец писал стихи. К нему толпой приходили голодные поселяне, у которых монгольские воины отобрали все имущество, скот, жен и детей. Чан Чунь раздавал пожалованную Чингисханом еду и сам варил для просителей кашу.