Речитатив смолк; Верховный Жрец и его прислужники смешивали в деревянной чаше или потире странные травы. В воздухе разливалось благоухание мирры и кардамона. Люди в леопардовых шкурах запалили тлеющие палочки нарда.

Затем Иоланта снова вывела послушницу вперед и поставила ее у нового белого парапета. Каменные изваяния дев улыбались ей из ниш.

— Ей должно глядеть на восток, — объявила Гедда властно; и Иоланта развернула девушку лицом к восходящему солнцу. Затем губы ее приоткрылись, и она торжественно заговорила:

— С вершины заново отстроенной башни ты бросишься вниз, — молвила, или, скорее, нараспев произнесла она, — дабы служить роду человеческому и силам мира, как дух-хранитель, оберегающий от грома и молнии.

Признанная девственницей, чистой и непорочной в деяниях, и речах, и помыслах, дочь королей из древнего рода — кимрская дева из кимрского племени, ты достойна этой миссии и этой чести. Радей о том, чтобы гроза и молния вовеки не коснулись сей башни, так же, как Та, что ниже тебя, хранит башню от землетрясения и разрушения, а Та, что посреди, оберегает от бури и битвы. Такова твоя миссия. Исполни ее, как подобает.

Иоланта завладела обеими руками девушки.

— Мэри Льюэллин, — объявила она, — о добровольная жертва, взойди на стену!

Не ведая, почему, однако почти не испытывая робости, Мейзи при помощи деревянной скамеечки послушно поднялась на парапет восточной стены. В развевающемся белом платье, простирая руки, с распущенными по плечам волосами, она застыла на миг, словно готовясь расправить незримые крылья и воспарить в воздух, словно стриж или ласточка.

— Мэри Льюэллин, — снова заговорила Иоланта, голосом еще более проникновенным, с невыразимой серьезностью, — бросайся вниз, о добровольная жертва, на благо роду людскому, дабы уберечь башню от грозы и молнии.

Мейзи шире раскинула руки и подалась вперед, готовясь броситься вниз, с края парапета на плиты занесенного снегом кладбища.

V

Еще миг — и жертвоприношение свершилось бы. Но не успела девушка шагнуть вперед, как сзади на плечо ее легла рука и удержала на месте.

Даже в состоянии нервного возбуждения Мейзи тотчас же осознала, что рука эта принадлежит живому, вполне реальному человеку, а вовсе не призраку и не духу-хранителю. Эта кисть казалась куда тяжелее, нежели невесомая ладонь Гедды или Иоланты: она отягощала, пригибала к земле.

Отчаянным усилием девушка попыталась высвободиться и исполнить задуманное — принести себя в жертву ради сохранности башни.

Но рука оказалась слишком сильной. Девушке не удалось ее стряхнуть.