Мы подошли к воротам, от которых ровные ряды эвкалиптов спускались к главной дороге, оставляя слева и справа такие же ровные ряды хлопковых посевов, которые в конце лета раскроют свои белые коробочки. За ними поблескивали стальные рельсы, двумя синеватыми ручейками уходившие к горам Галилеи.

Позади ворот, возле темнеющей проходной, из окна которой доносился рев рок-музыки, мой Цви эффектно стоял возле большого белого «мерседеса»; во рту – длинная сигарета, пиджак наброшен на плечи поверх белоснежной рубашки из тонкого хлопка – вид у него был такой, словно он только что вышел из модного салона верхней одежды. Едва он завидел меня, он прекратил свою болтовню с привратником, небрежно кивнул моему эскорту и живо распахнул передо мною ворота, которые тут же закрыл перед носом у Ихзекиеля, даже не поблагодарив его. Затем выбросил сигарету, повернулся ко мне, взял мои руки, торжествующе улыбнулся и обнял осторожно, но крепко. А затем, ведя меня к машине, разразился потоком слов… речью, смысла которой я сразу не поняла. С заднего сиденья машины он достал букет цветов и вложил их мне в руки не без торжественности, сопроводив все это многозначительной улыбкой. «Ты с ума сошел, Цви», – сказала я ему. «Совершенно верно», – ответил он с веселым смешком. «Ну, вот, наконец-то ты свободна. Совершенно свободна, свободнее не бывает. Я говорил по телефону с Яэлью, и когда она сказала мне, что все процедуры прошли гладко, я не мог удержаться, чтобы не приехать сюда. А мой приятель Кальдерон согласился меня подбросить… Ну, так, значит, все кончено. Мне сказали, что ты вышла… А ты, значит, после всего этого мирно уснула. Снимаю, мама, перед тобою шляпу…» Он все не мог никак остановиться, бессмысленный поток пустой болтовни, казалось, вытекает из его рта совершенно самостоятельно, без малейших усилий с его стороны. И букет цветов, не что-нибудь! В самом автомобиле сидел его владелец, банкир, и я перехватила его встревоженный взгляд. Он незаметно кивал, но вид у него при этом оставался чопорным, принужденным, и мне показалось, что он просто боится вмешиваться в наш разговор.

«Ну, значит, с этим покончено, – повторил Цви, взяв меня под руку и двигаясь со мною вниз по дороге среди притихших в ожидании праздников полей… – И как ты сейчас при этом себя чувствуешь? По правде сказать, я боялся, что он в последнюю минуту даст задний ход». Он посмотрел на меня… «Или что это сделаешь ты. Яэль сказала мне что-то об одном из раввинов, который пытается сделать какую-то гадость… что-то он сказал ей об этом по телефону. Но пока что мне сдается, что дело закончено – вы разошлись благородно и достойно, безо всякого шума. Я звонил Аси, чтобы рассказать, чем кончилось дело, и он тоже был рад. Это должно было случиться… рано или поздно… не было иного пути…» И он продолжал и продолжал все в таком же духе. «Ты же знаешь его… у него такая интуиция… он убежден, что все, что должно случиться, – случится, это предопределено. Завтра вместе с Диной он приедет попрощаться с отцом, а потом, возможно, увидится с тобою тоже. Принести свои поздравления…»