– Что-нибудь не так? – в голос спросили они оба. – Что случилось?

– Ничего. Все нормально.

– Ну, хорошо. Думаю, нам лучше удалиться, – сказал Цви. И, обращаясь к Кальдерону, добавил: – Если тебя не будет дома как можно скорее, твои, кроме шуток, найдут тебя и прикончат…

– Может, так оно было бы к лучшему, – ответил Кальдерон с кривой улыбкой.

Цви тепло расцеловал меня и еще раз проговорил: «Я рад, что все это закончилось», и снова я ощутила, что он чего-то недоговаривает. Они уселись в машину и помахали, разворачиваясь, руками на прощание, взяв направление на восток. Голова моя, было просветлевшая, сейчас была мутна, и такими же, расплывчатыми, виделись все отдаленные предметы. Белый «мерседес» мчался посередине дороги параллельно железнодорожным рельсам, но вдруг, затормозив, развернулся на сто восемьдесят градусов и с той же скоростью стал приближаться. Цви выскочил из машины, едва она остановилась, и подбежал ко мне. «Мама, – не переводя дыхания, заговорил он, – мама, может, мне следует взять у тебя бумаги, которые дал тебе отец? Лучше не держать их в больнице… ведь кто-нибудь может их взять да и потерять».

Так вот чего он хотел все это время. А может быть, именно за этим он и приехал. «Кто же это может их взять?» – спросила я, никак не обнаруживая своих чувств и не отрывая взгляда от буйства сорняковых зарослей. А он ответил:

– Но ведь это – единственные документы, подтверждающие наши права на квартиру. Давай я положу их на хранение в свою банковскую ячейку, потому что с точки зрения закона это единственные документы, которые у нас есть… и если мы когда-нибудь захотели бы…

– Захотели бы – что? – спросила я.

– Не важно, что именно. Отец не пожелал здесь остаться… и…

Он тяжело дышал, поняв, очевидно, что сказал что-то не то.

– Это была не моя идея. Это Кальдерон. Он в таких делах большой специалист.

Он ждал от меня ответа или какой-либо реакции. Но я просто молчала, потому что, зная его, знала уже и то, что он врет, и что вовсе не Кальдерону принадлежала эта идея. И он все понял и расслабился, словно из него вдруг выпустили воздух.

Где-то вдалеке залаяла собака.

– А знаешь ли ты, – сказала я, – что наша собака до сих пор еще не вернулась?

Его руки беспомощно повисли.

– Да, я слышал об этом. Это все Кедми… он натуральный сукин сын. Но Горацио… он ведь и прежде не раз убегал, но всегда возвращался обратно.

– Но никогда он не отсутствовал так долго, – сказала я. – Может быть, завтра ты поищешь его?

– Хорошо, – пообещал он. – Я этим займусь.

И он снова обнял меня. «Ты прекрасно выглядишь. В любом случае все это пошло тебе на пользу». И он еще раз – в последний – поцеловал меня. Даже в самые плохие времена он никогда не боялся меня поцеловать, крепко обнять, утешить и успокоить.