— Да, небольшой. — Тихонов хотел было уже уйти, но его остановил следующий вопрос бомжа.

— Ванную будете обкладывать?

— Ванная уже обложена… На кухне хочу угол отделать вокруг раковины.

— Хорошее дело, — ответил бомж, пуская дым в сторону — он даже на балконе не чувствовал себя уверенно. — Хочешь, погадаю? — неожиданно спросил бомж.

— Что? — не понял Тихонов.

— Погадаю… Я ведь немного звездочет… А звездочеты, хироманты — одна шайка-лейка. — И он протянул руку. Тихонов в полной растерянности протянул свою, ладонью кверху.

— Ну вот видишь, как все получается… Я примерно такой картины и ожидал…

— И что же там получается? — У Тихонова рука явно, просто заметно дрогнула, и бомж только с удивлением посмотрел на него.

— У тебя линия сердца и линия ума сливаются в одну, это, можно сказать, одна линия.

— И что же это означает?

— То ли сердца у тебя нет, то ли ума… Во всяком случае, сливаясь, эти линии ослабляют друг друга. Это можно сравнить с волнами — они гасят друг друга. Хотя бывает и наоборот, но здесь не тот случай, очень неглубокая линия, да и по цвету бледная… Но жить будешь долго.

— Пока не помру? — усмехнулся Тихонов.

— Жить будешь долго. — Бомж не пожелал услышать ернические слова Тихонова. — Но в разлуке.

— Это в каком же смысле? — Тихонов выдернул свою ладонь из немытых рук бомжа.

— Не знаю… Но разлука на твоей ладони скорая и долгая.

— Ладно, разберемся. — И Тихонов, хлопнув дверью чуть сильнее, чем требовалось, ушел на кухню к Зайцеву.

Когда бомж вернулся на кухню, Зайцев уже прощался с хозяевами, извинялся за вторжение, просил Тихонова подписать протокол с рассказом о рыбалке, Зинаида тоже подписала, убедившись, что в протоколе упомянута и рыба в ведре, и мокрый плащ, и сапоги в грязи, что упомянут Николай Федоров, с которым муж ездил на рыбалку в выходные.

Бомжара произнес первое слово, когда Зайцев уже отъехал от тихоновского дома километров пятьдесят. Все это время он маялся, вертелся на заднем сиденье, вздыхал, курил, выпуская дым сквозь приспущенное стекло.

— Напрасно, — протянул бомж с тяжким вздохом. — Все-таки напрасно.

— Не понял? — резковато спросил Зайцев, поскольку был недоволен бессмысленностью поездки.